Меломан

Каттнер Генри

— Должен быть друг, — сказал он в прострации. — Друг!..

— О'кей, — сказал Сэмми. — «Друг» будет в Оуклаунде третьим. Обычную?

Комната начала вращаться. Но Фостер успел утвердительно кивнуть. Через некоторое время до него дошло, что Сэмми ушел. Он увидел напиток, стоявший на автомате, и тремя большими глотками осушил бокал. Потом наклонился и уставился на загадочно мерцавший аппарат.

— Невозможно, — прошептал он. — Я просто пьян. Но все же мне недостаточно. Мне нужен еще глоточек.

Из отверстия для возврата монет выкатился

четвертак, и Фостер машинально подобрал его.

— Нет, — выдохнул он. — Невероятно!

Он набил карманы монетами, вытащенными из шляпы, жестом утопающего вцепился в стакан и направился к стойке. На полпути кто-то тронул его за рукав.

— Джерри, — сказала Бетти, — прошу тебя…

Он не обратил на нее внимания и заказал еще порцию спиртного.

— Послушай, Остин, — спросил он, — этот ваш меломан, он что, хорошо работает?

Остин выжимал сок из лимона и даже не поднял головы.

— Жалоб не было.

— Но…

Остин пододвинул к нему наполненный стакан.

— Извините меня, — сказал он и отошел за стойку. Фостер украдкой бросил взгляд на автомат. Тот стоял у стены, мигая светящимся глазом.

— Просто я не знаю, что делать, — сказал Фостер, ни к кому не обращаясь.

Заиграла пластинка. Низким грудным голосом автомат запел: "Оставьте нас вдвоем перед лицом нашей любви…" По правде говоря, дела Джерри Фостера в эти дни шли неважно. Он был консерватором по натуре, поэтому родиться в эпоху великих изменений было для него огромной ошибкой. Ему требовалась твердая почва под ногами, а сумасшедший век с тревожными газетными заголовками, обещавший все новые технические и социальные изменения, такой почвы не обещал.

Чтобы пережить эпоху этих бесконечных изменений, нужно было обладать приспособляемостью. Там, в устойчивых двадцатых, Фостер чувствовал бы себя прекрасно, но здесь, в этом мире, он не был на коне. Человек подобного склада ищет уверенности и безопасности в своем вчерашнем дне, а безопасность эта все время ускользает от него.

В результате Джерри Фостер оказался без работы, в долгах и стал пить больше обычного. Единственным преимуществом всего происшедшего оказалось притупление алкоголем подозрительности Фостера при встрече с любящим автоматом.

На следующее утро он ни о чем не вспомнил, и не вспоминал о случившемся еще два дня, пока его не разыскал Сэмми и не передал ему выигрыш, девятьсот долларов, — Друг пришел в Оуклаунде первым.

Фостер немедленно решил выпить по этому случаю и незаметно для себя оказался в знакомом ему баре нижнего города. Остин в этот вечер не работал, Бетти тоже не было. Фостер, нагрузившись, поставил локти на полированное красное дерево и огляделся. В глубине зала стоял меломан. Фостер заморгал, пытаясь что-то вспомнить.

"Я буду помнить апрель", — запел меломан.

Клеточка в мозгу Фостера, избегнувшая тьмы опьянения, заработала. Из его рта вырвались слова:

— Помнить апрель… помнить апрель…

— Ладно, — сказал толстый, небритый и неопрятный мужчина, сидевший подле него. — Я тебя слышал, я буду… что ты там сказал?

— Помнить апрель, — пробормотал Фостер почти автоматически.

Толстяк отпил из своего стакана.

— Сейчас не апрель, сейчас март.

Фостер неуверенно порылся в поисках календаря.

— Сейчас третье апреля, — объявил он наконец. — А в чем, собственно, дело?

— Тогда мне пора возвращаться, — сказал толстяк.

В его голосе было отчаяние, он потер обвислые щеки.

— Уже апрель! Сколько же времени я пьян? Ты не знаешь. Но ты обязан знать! Апрель… Тогда еще порцию!

Он подозвал бармена.

Однако ему помешало появление человека с топором. Вновь прибывший буквально ворвался в помещение. Это был тощий белокурый молодой человек с дикими глазами. Он весь трясся, как в лихорадке. Прежде чем его успели остановить, он пролетел через весь зал и занес топор над меломаном.

— Я не могу больше этого выносить, — истерически закричал он. — Ты злобное, маленькое животное… Я разделаюсь с тобой раньше, чем ты погубишь меня.

Выкрикнув эти слова и не обращая внимания на подоспевшего бармена, белокурый человек изо всех сил опустил топор на меломана. Вспыхнуло голубое пламя, раздался треск, и блондин рухнул на пол.

Фостер оставался на своем месте. На стойке рядом с ним стояла бутылка, и он завладел ею. Он довольно тупо воспринял происшедшее. Вызвали "скорую помощь". Врач сказал, что блондин получил сильный ожог, но пока жив. У меломана была разбита панель, но в основном он, казалось, поврежден не был. Откуда-то появился Остин и соорудил себе напиток.

— Каждый убивает то, что любит, — сказал Остин. Он обращался к Фостеру.

— Ты тот парень, что когда-то цитировал тут Омара, так?

— Что? — спросил Фостер.

— Странные дела. Этот парень часто приходил сюда только для того, чтобы заставить автомат поиграть. Он был в него просто влюблен. Часами он сидел и слушал его. Конечно, говоря, что он был в него влюблен, я употребляю это слово как оборот, улавливаешь?

— Конечно, — отозвался Фостер.

— И вдруг, пару дней назад, он вышел из себя, просто совсем помешался. Я вошел и обнаружил его на коленях перед меломаном, он вымаливал у него за что-то прощение. Не понимаю. Думаю, что некоторым просто нельзя пить! А ты как думаешь?

— Так же, — ответил Фостер.

Он наблюдал за тем, как санитары из "скорой помощи" выносили пострадавшего из зала.

— Электрошок средней тяжести, — сказал один из санитаров. — Все будет в порядке.

В меломане что-то щелкнуло, и заиграла новая пластинка. Должно быть, что-то произошло с регуляторами, потому что звук был просто оглушающим.

— Хло-о-о! — вопил меломан.

Оглушенный, борясь с ощущением, что он переживает галлюцинацию, Фостер оказался возле автомата. Он приник к нему, борясь с накатывающей волной звука. Он потряс аппарат, и звук уменьшился.