Мельранские истории
Шрифт:
– Хм, – пожал плечами реаниматолог и наконец-то соизволил обратиться к «нему» – к «телу», то есть ко мне.
– Вайлис? Вы меня слышите? Вайлис? Вы помните, кто вы? Где вы? Как вы здесь очутились? – засыпал вопросами Михаил.
– П-помню. – Голос звучал чисто и даже заметно мелодичней, чем прежде.
– Говорите, – заинтересовался Михаил и присел рядом на кровать. Тут же с другой стороны устроился реаниматолог. Больничная койка заворчала противным скрипом – на троих ее не рассчитывали.
Пришпиленный к карману реаниматолога бейджик сообщал: «Илья Дерезин, старший врач реанимации».
Надо же! Очнувшись в
А еще я видел родинки – много родинок на лице и шее Ильи Дерезина и еще больше – веснушек. Отчетливо рассмотрел три шрама на щеке Михаила. Они шли один за другим, словно кто-то или он сам ногтями сдирал кожу.
В меня вонзились два взгляда – серо-голубой Ильи и темно-карий Михаила. Чудеса! Я заметил несколько зеленых крапинок в левом глазу реаниматолога, не больше игольного ушка размером.
– Ну говорите же! – потребовал Михаил, хмуря густые черные брови и нервно пригладив ершик черных волос.
– Что говорить-то? – растерялся я и сел.
– Осторожно! – заволновался Илья, придержав меня за плечи. – Голова закружится.
Я повертел головой из стороны в сторону, отметив несколько неподвижных тел вокруг. Они, словно диковинные пауки, лежали, опутанные трубками. Приборы жизнеобеспечения мигали разноцветными огоньками, мониторы выводили какие-то кривые и заунывно пикали.
Пик-пик-пик.
Голова не кружилась совсем, сознание было на диво ясным, мысли – быстрыми, четкими.
– Кто это? – Михаил сунул мне под нос голографический паспорт.
Из картинки выплыло изображение мужчины лет двадцати восьми, тридцати максимум. Повертелось перед самым моим носом, показалось в профиль, фас, сзади. Скуластый, высоколобый, наверняка тот еще упрямец. Со слишком пухлыми губами, но, на его счастье, не женственными. С тяжелой челюстью и внимательным взглядом темно-голубых глаз. Его светло-русые волосы стягивала в низкий хвост резинка. Крепкой фигуре не хватало нарочитой рельефности качков, чтобы выглядеть эффектней. Но сила в ней ощущалась немалая – не человеческая, другая сила. Господи! Да это же я! Это же мой паспорт!
Даже странно, насколько чужеродным, не моим казалось собственное лицо.
– Это я, – протянул, понимая, что врачи именно этого и ждут.
– Вы… – начал Михаил и покрутил рукой, предлагая «расширить» ответ.
– Вайлис Рамс. Наполовину человек, наполовину мельранец. Четыреста сорок шесть лет. Гражданин единого европейского государства. Сотрудник агентства по улаживанию чрезвычайных ситуаций в человеческих колониях на чужих планетах. На населенных другими разумными расами планетах. Коротко АУЧС, – отчеканил я без запинки. Михаил приподнял брови, Илья потрясенно покачал головой. – В последний раз летал на Лейлию. Это планета созвездия Оккии, заселена людьми лет сто назад. Колония неплохо поживает, только пресной воды мало, – продолжал рассказывать о своей работе, биографии, с любопытством наблюдая, как меняются лица врачей. Заинтересованность во взглядах перерастала в истинное изумление – приоткрывались рты, хлопали глаза, улыбались губы.
Когда
– Про аварию помните?
– Да.
– Как очнулись в больнице?
– Да.
– Меня и доктора Дерезина?
– Да.
– Как мы вчера отключили вам аппарат жизнеобеспечения помните? – вкрадчиво, с оттенком то ли жалости, то ли извинения закончил «пулеметный допрос» Михаил.
– Да, – выпалил, понимая, что совершенно не злюсь на них. Пациент превратился в овощ, за органы работали машины. Врачи дали подопечному месяц, но потом списали в утиль. Все по-честному, все правильно.
Койко-места дороги, карманы налогоплательщиков не резиновые, а родственники, похоже, отказались за меня платить. Ничего удивительного, я не в обиде. Когда мы виделись в последний раз? Я не смог точно вспомнить.
Я не был в родном городе лет двести или больше. Рабочая суета, ремонт, обустройство на новой квартире, вечеринки с друзьями и коллегами – все это казалось гораздо важнее, чем навестить родные края. Глупо, некрасиво, но очень современно, до скрипа в зубах современно. Человеческие родственники, что еще знали меня лично, умерли или были дряхлыми стариками. Люди хоть и жили теперь до ста шестидесяти, а то и до двухсот лет, но старели по-прежнему, разве только медленней. Мельранская родня или эмигрировала на родину, за сотни тысяч световых лет от Земли, или забыла обо мне как о страшном сне. Седьмая вода на киселе, никому не нужный, нежданный полукровка. Сын человеческой женщины, с которой отец, мельранец, собирался лишь развлечься, сбросить гормоны, попробовать экзотики.
Мельранцы – очень похожая на людей древняя раса. Смелые ученые даже предполагали, что именно они некогда населили Землю. Но потеряли связь с родной планетой, смешались с аборигенами и забыли кто они и откуда. Железным аргументом в пользу этой теории считали рождение почти в каждом человеческом поколении сверхлюдей – индиго. Они жили бесконечно долго, будто бы пробуждались древние гены и наделяли индиго удивительными способностями. Такими, например, как у Плазмы.
Мельранцы живут до двух тысяч лет. Сколько отмерила судьба мне, еще предстояло выяснить.
Меня продержали в больнице еще несколько дней. Брали анализы, следили, изучали всеми доступными современной человеческой медицине способами и машинами.
Дождаться не мог выписки. Но дождался.
Когда Михаил жал мне руку и прощался, желая больше никогда не возвращаться к ним, да и вообще в больницы, вопрос сорвался с губ сам собой.
– А Плазма не оставила адреса? Номера?
– Кто-о-о? – длинно поразился Михаил. Прищурился и вгляделся в мое лицо так, будто бы сомневался в рассудке пациента. Точно! Я ведь не знаю настоящего имени незнакомки! Это я прозвал ее Плазмой, мысленно, не помню даже в какой момент.
– Рыжая. Девушка, которая вызывала скорую.
– Хм… – Михаил пожал плечами, и сердце предательски екнуло. – Я ничего об этом не знаю. Насколько нам известно, скорую вызывала милиция. А милицию… кто-то из других водителей.
– Стойте! – ухватился я за соломинку воспоминания. – Но она же была здесь. В тот день, когда меня отключали?
Михаил улыбнулся – усталая улыбка человека, что ежечасно борется со смертью и проигрывает в неравной борьбе несколько раз в день, осветила его грустное лицо.