Мемнох-дьявол

Райс Энн

Дора замолчала.

– И Роджер никогда не слышал эту историю? – спросил я.

– О ней сейчас не знает ни одна живая душа, – ответила Дора. – Кроме меня, конечно. Дедушка умер. Насколько мне известно, из всех, кто был свидетелем того случая, в живых не осталось никого. Дядюшка Микки умер в начале пятидесятых. Роджер очень любил дядюшку и часто брал меня с собой, когда навещал его могилу. Папа говорил, что, несмотря на стеклянный глаз и голос, звучавший как из бочки, дядюшку Микки любили все. То же самое говорили мне и родственники матери. У него было доброе сердце, что делало его всеобщим любимцем. В конце жизни он служил ночным

сторожем и снимал комнаты на Мэгазин-стрит, как раз над булочной Баера. А умер в больнице от пневмонии, причем так скоропостижно, что никто практически даже не успел узнать о его болезни. Я уверена, что Роджер не знал правду о потерянном глазе дядюшки Микки. Будь ему известна эта история, он непременно мне ее рассказал бы.

Я сидел, обдумывая услышанное, а точнее, пытаясь нарисовать в своем воображении картину только что описанного происшествия. Разум Доры был накрепко закрыт, и мне не удавалось выудить из него хоть какие-то образы, но голос ее, когда она рассказывала о случае в баре, звучал совершенно искренне. Мне, как и любому, кто когда-либо гулял по знаменитой Мэгазин-стрит – этому памятнику временам расцвета ирландских поселений, – был хорошо известен бар «Корона». Приходилось встречаться и с бандитами в остроносых ботинках – такими же, как те парни, которые выбили и раздавили глаз Микки.

– Они наступили на него и буквально размазали по полу, – сказала вдруг Дора, словно прочитав мои мысли. – Дедушка не раз повторял: «Глаз можно было спасти, если бы они не растоптали его своими остроносыми ботинками».

Какое-то время мы оба сидели, не произнося ни слова.

– Но это ни о чем не говорит и ничего не доказывает, – первым нарушил молчание я.

– Это говорит о том, что вашему другу – или врагу – известны определенные тайны.

– Но не доказывает, что он дьявол, – возразил я. – И вообще, почему он выбрал именно эту историю?

– А что, если он сам при этом присутствовал? – По лицу Доры скользнула горькая улыбка.

Мы оба коротко рассмеялись.

– Вы сказали, что он дьявол, но не несет в себе зла, – напомнила Дора.

Вид у нее при этом был доверчивый и в то же время решительный.

Я чувствовал, что не ошибся, решив просить у нее совета.

Она тем временем продолжала пристально смотреть на меня изучающим взглядом и наконец попросила:

– Расскажите, что делал этот дьявол.

Я поведал ей все, от начала до конца. Пришлось признаться и в том, что я преследовал ее отца, – ибо я не помнил, говорил ли ей об этом раньше. Потом я подробно – так же как Дэвиду с Арманом – описал все, что со мной происходило, и как дьявол следовал за мной по пятам. А в завершение произнес те же слова, что и им: «Недремлющий разум и ненасытный характер». И это истинная правда. Я не знаю, откуда мне в голову пришла такая характеристика, но она совершенно справедлива».

– Повторите, пожалуйста, – попросила Дора.

Я повторил.

– Лестат... Возможно, моя просьба покажется вам неожиданной, даже абсурдной, но... Не могли бы вы заказать какую-нибудь еду? Или, быть может, вы сами раздобудете что-то. Мне необходимо как следует осмыслить ваши слова.

– Все, что пожелаете, – откликнулся я, вскакивая на ноги.

– Мне абсолютно все равно. Просто я должна подкрепиться, потому что со вчерашнего дня ничего не ела и не хочу, чтобы несвоевременный пост спутал мне все мысли. Кроме того, мне лучше побыть сейчас одной – помолиться,

подумать, побродить по квартире среди отцовских сокровищ. Прошу вас, пойдите и принесите хоть что-нибудь. Уверена, демон не явится за вами раньше обещанного времени.

– Я рассказал вам все, поверьте. Больше я ничего не знаю. А еду я раздобуду – самую лучшую.

С этими словами я поспешил прочь из квартиры, чтобы выполнить ее поручение. Я вышел из здания как обыкновенный смертный и направился на поиски приличного ресторана, где можно было заказать навынос полный обед и попросить упаковать его так, чтобы принести Доре еще горячим. В дополнение ко всему я купил несколько бутылок питьевой воды известной фирмы – в последние годы смертные словно помешались на чистой воде – и вернулся обратно с большим свертком в руках.

Когда лифт остановился на нашем этаже, до меня вдруг дошла вся необычность ситуации: я, двухсотлетний, исполненный гордыни, жестокий вампир, только что беспрекословно выполнил поручение смертной девушки единственно потому, что она просто попросила меня об этом.

Нет, не так. Были и иные причины! Ведь я похитил ее и, не спрашивая на то ее согласия, перенес за сотни миль от дома. Я очень нуждался в ней. Черт побери, я влюбился в нее!

Однако этот факт продемонстрировал мне и нечто другое. Он лишний раз подтвердил, что Дора действительно обладала силой и властью, зачастую свойственными святым, и могла подчинить других своей воле. Вот еще одна причина, заставившая меня отправиться за едой для нее, причем не только без возражений, но с радостной готовностью, как будто подобное поручение не могло доставить мне ничего, кроме удовольствия.

Вернувшись в квартиру, я разложил покупки на столе.

Воздух был насыщен ее ароматом, неповторимой смесью запахов, среди которых особенно выделялся сладкий запах менструальной крови.

Я изо всех сил старался подавить в себе желание как можно скорее насладиться вкусом этой крови.

Дора, чуть сгорбившись и крепко сцепив перед собой руки, сидела в кресле и невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Раскрытые папки из черной кожи лежали вокруг нее на полу. Похоже, теперь она знала истинные размеры своего наследства – во всяком случае, получила общее представление о нем.

Тем не менее она, казалось, потеряла к папкам всякий интерес и даже не удивилась моему возвращению.

Словно в полусне, она медленно подошла к столу. А я тем временем лихорадочно искал на кухонных полках посуду и приборы, пока мне не удалось наконец найти китайскую тарелку и более-менее пристойные ножи и вилки из нержавеющей стали. Потом я открыл крышки судков с еще дымящейся едой: мясом, овощами, чем-то еще – кажется, с какой-то сладкой смесью вроде салата. Все это было мне совершенно незнакомо и чуждо, как будто я сам ни разу не наслаждался подобной пищей, пребывая в смертном теле, – но мне не хотелось и вспоминать о том злосчастном эксперименте.

– Спасибо, – с отсутствующим видом поблагодарила Дора, даже не взглянув в мою сторону. – Очень мило с вашей стороны.

Откупорив бутылку с водой, она залпом жадно осушила ее.

Пока Дора пила, я не мог глаз отвести от ее горла. Все последнее время я не позволял себе думать о ней иначе как с любовью, но ее запах буквально сводил меня с ума.

«Да, это так, – признавался я себе, – но ты дал клятву. И если не можешь контролировать и держать в узде свои желания, то лучше уйди».