Memoria
Шрифт:
— Довольно, Лиза, пожалуй, на сегодня? — спросил он.
— Достаточно. Для первого раза — очень хорошо, — согласилась Лиза. Они простились с хозяевами, пообещав завтра прийти.
С утра шел дождь. Мы сидели в светелке, разбирая свои записи.
— Две семьи лопарей на троих этнографов — мало! — мрачно сказала Лиза. — И неизвестно, когда прикочуют остальные к Вороньей реке.
— Может, дожди задержали? — предположил Федя, отрываясь от плана стойбища, который он чертил.
— Тяготит безделье, теряем время! — Лиза сердито поправила очки.
— Можно заниматься языком, что мы и делаем, — спокойно ответил Федя. — Как ваши лингвистические
— Она увлекается сказами Бориса Ивановича, ей не до лопарей, — укорила Лиза.
— Лиза! Почему поморы менее интересны, чем лопари, хотела бы я знать?
— Потому, что мы ехали изучать лопарей.
— А приехали к поморам! — смеясь, ответила я.
— Тем хуже. Не выполняем задания. Ты мало озабочена этим?
Я писала в дневнике: «Лиза считает легкомыслием мой интерес к русскому фольклору. Но не лучше ли начать с изучения своего народа? Когда я слушаю старины Бориса Ивановича — я чувствую себя капелькой потока. Словно я знала всегда и этот глуховатый голос, и мерно повторяющийся ритм, и встающие образы.
Как Олеша знает про виноград, если он никогда его не видел. Это живет памятью рода. Поэтому, начав с изучения родного народа, больше научишься видеть, чем изучая чужой. Лиза считает обязательным заниматься лопарями, а мне хочется охватить всю страну…»
— Лиза! — позвала я. — Как быть, если любопытство одолевает? Любопытство ко всему на свете! И — сразу!
— Настоящий исследователь должен начинать с небольшого вопроса, овладеть им, а потом — расширять круг интересов, — спокойно сказал Федя. Поглядел ясными голубыми глазами.
— Я, должно быть, не исследователь, а просто бродяга! Хочется обежать всю страну! Посмотреть: что? где? как?
— И ничего не сделать — да? — резко сказала Лиза.
— Я записала шесть былин и восемь песен. Хотите — прочту?
Они не успели ответить: в море взвыла сирена.
— Пароход, — сказал Федя.
— Почта, — закричала я, — идем скорее!
Опять Егор
— Вошел, вошел в губу пароход! — кричал снизу Олешин голос.
Жители поселка бежали к берегу.
Пароход, дымя белой высокой трубой, плавно прошел на середину губы и остановился. Загрохотала якорная цепь. Карбасы отошли с берега к пароходу. Рыбаки кричали и махали шапками.
Первый карбас пришвартовался. По палубе забегали: стали спускать тюки, сходили и садились в карбас люди. Следующий карбас уже покачивался рядом. Суда подходили один за другим: шла разгрузка.
Первый карбас подошел к берегу. Люди выскочили на камни.
— Почта! — указала Лиза на толстую кожаную суму. — Сейчас понесут в сельсовет. Идем!
— Смотрите, честное слово, это Егор Спиридонов! — удивилась я, указывая на высокого парня. — Как он сюда попал?
— Тот, что выступал на докладе Барченко? — спросил Федя.
Я еще не рассказала о докладе, на котором была в исполкоме, когда приехали Федя и Лиза. А рассказать, пожалуй, стоит. Я была на докладе. Федя решил тоже послушать и разыскать меня. Он поднялся на второй этаж. Из открытой двери вытекала плотная струя табачного дыма. В нее упирался солнечный луч. В темноватой комнате сидели люди. Куренье казалось их основной обязанностью. Физик не сразу рассмотрел меня, наконец увидел, но я смотрела на помост. На шершавых досках помоста, рядом со столом президиума, у рыжей кафедры толстый седой человек указывал на карту Лапландии.
— Датировка геологических пород определяет древность этих изображений примерно в две тысячи лет до нашей эры. Значит, культура создалась здесь раньше, чем в Греции, — говорил он бархатным голосом. — Легенды о древней северной культуре известны давно: сюда приходили скандинавы. Может быть, правильнее сказать: отсюда они вышли. У нас еще нет достаточных данных, чтобы утверждать, но есть основания предполагать… — он провел рукой по воздуху, — что Лапландия является столь же древним очагом культуры, как Малая Азия. — Толстый человек обеими руками поднял черные роговые очки, откинулся назад и положил на кафедру полные, в перемычках, руки. Серебрились волосы серебристым бобром. — Товарищи! — он медленно обвел глазами скамьи. — Задача советской науки найти и изучить эту древнюю культуру!
Брови его поднялись.
— Мы должны обследовать древние памятники, указать, чем была Лапландия, и найти пути новой социалистической культуры, — брови опустились, ставя точку.
Люди на скамьях курили махорку и ждали дальнейшего. Председатель, завороженный плавностью речи, не спускал глаз с докладчика. Худой сероглазый парень в президиуме прицелился в докладчика блестящими глазами, ноздри его подпрыгивали. Он быстро глянул на меня, на минуту смягчилось лицо, и опять насторожился. Недоумевая, оценивал слышанное: взгляды докладчика были неожиданны и головокружительны.
Александр Семенович Барченко был опытен, умело вел аудиторию. Плыла волна слов, звучных, убедительных, не совсем понятных. Непонятность казалась понятной его убедительной ясностью и сердечной открытостью. Барченко, стоя на солидных ногах, опирался о кафедру. Солидностью веяло от пышных волос. Он немного покачивался от солидности. Председатель смотрел на него, не отводя глаз. А сероглазому парню докладчик не нравился. Барченко это заметил, понял, что надо переходить к конкретному.
— Облисполкому, я полагаю, надо взять в руки инициативу по изучению местного края. Важность этого я постарался выяснить в докладе. Ваше дело, товарищи, решить: сможете ли вы, в добром вашем желании я не сомневаюсь, найдете ли средства помочь советской науке? Затраты на экспедицию невелики, на предварительное обследование мне и моим двум помощникам, я полагаю, будет достаточно 50 червонцев. Мы дойдем до Ловозера и, обследовав древние памятники, дадим общий очерк. — Барченко снял очки, скрестил их черные ножки, и положил их на кафедру. Обвел взором комнату. На скамьях покашливали. Сероглазый, в президиуме, прицеливался. Председатель оглядел скамьи:
— Кто желает высказаться?
Сморкались и кашляли. Задумчиво глядели в окна: за окнами вода залива, лиловые горы, какие-то мачты.
— Н-да! — сказал кто-то, вздыхая, — Говори, Спиридонов, ты.
— Больше нет желающих? Начинай, Егор! — Председатель спустил сероглазого, точно лайку на лося.
Егор Спиридонов спросил:
— По каким данным рисовали вы картину древней культуры, уважаемый товарищ докладчик?
— На основании старинных скандинавских рукописей, — с любезной важностью отвечал Барченко, поднимая очки, как щит. — Потом — по опросам лопарей и моим предварительным исследованиям. Изучая биологию белки, я собирал и археологические материалы. Лопари в один голос говорят, что от Ловозера в океан идет древняя, когда-то мощеная, дорога. Они уверяют, что строили ее великаны. Изображения этих великанов, в виде барельефов, стоят над Ловозером. Это я и предлагаю проверить.