Мемуары дипломата
Шрифт:
Ввиду того, что ответственность перед императором за направление русской иностранной политики несет министр или, в его отсутствии, управляющий министерством иностранных дел, Сазонов протестовал против опубликования в синей книге разговоров с другим министром о делах, к которым этот министр не имел никакого отношения. Я сделал ошибку, — заявил он, обратившись по персидскому вопросу к председателю совета, а последний превысил свою власть, дав мне обещание, которое он не имел права давать. Я заметил на это, что русский посланник в Лондоне часто обращается по иностранным делам к первому министру, и что, когда дело шло о вопросе, который мог сильно отразиться на отношениях наших двух стран, было вполне естественно, что я обратился к председателю совета, тем более, что управляющий министерством иностранных дел, не будучи членом кабинета, не мог говорить так авторитетно, как глава правительства. Хотя Сазонов никогда не протестовал против такого образа действий, когда во главе правительства стоял зять
Среди других вопросов, с которыми мне пришлось иметь дело в этом же году, наиболее важным был вопрос о требовании Россией права расширить влияние своей морской юрисдикции с трех до двенадцати миль. В январе и в марте в Думу были внесены законы, запрещающие иностранцам ловить рыбу в пределах двенадцати миль приморской полосы Архангельской губ. и Приамурья, а так как это требование противоречило обычной практике и общепринятым международным законам, мне было поручено заявить протест. В ответе на этот протест русское правительство заявило, что вопрос о протяжении территориальных вод государства определяется или международными договорами, или внутренними законами в отношении обычаев рыболовства, уголовного или гражданского права, в соответствии с различными интересами, выступающими в этих областях, а так как Россия не связана никакими договорами, протяжение ее территориальных вод с точки зрения международных законов определяется единственно дальнобойностью ее прибрежных орудий — в данном случае двенадцатью милями. Россия предложила, чтоб вопрос был представлен на рассмотрение третьей мирной конференции, которая должна была собраться в Гааге в 1915 году. Соглашаясь в принципе, чтоб вопрос о пределах, внутри которых государству принадлежит юрисдикция в водах, прилегающих к ее берегам, был разрешен на международной конференции, мы поставили условием, чтоб до того, как такая конференция вынесет то или иное решение, русское правительство не останавливало английских судов вне трехверстной полосы без предварительного уговора с нами. В разговоре, который я имел с ним по этому поводу, Столыпин объявил мне, что этого условия русское правительство принять не может, так как, по мнению русских юристов, в международном праве нет такого закона, который бы запрещал России поступить так, как она предполагает. Поэтому он может обещать только постараться отложить рассмотрение этих законов в Думе до осенней сессии.
Аргументы, выставленные русским правительством для поддержки своего требования, были опровергнуты в ряде нот, в одной из которых ему было указано, что оно само, в официальной ноте на имя лорда А. Лофтуса, в октябре 1874 года, признало, что три мили являются достаточной границей морской юрисдикции государства, и заявило, что вопрос о такой юрисдикции "принадлежит к числу тех, которые желательно было бы установить с общего согласия всех государств в интересах сохранения добрых международных отношений".
В июне закон о Приамурье прошел как в Думе, так и в Государственном Совете. Япония немедленно объявила протест против его применения. По отношению к Архангельской губернии закон еще не рассматривался. Отказываясь взять его обратно, правительство не сделало ничего, чтоб ускорить его движение, а так как большинство депутатов не очень склонялось к тому, чтобы принять закон, рассчитанный на вызывание трений с Англией, он постепенно умер естественной смертью.
Во время одного из моих разговоров с председателем совета министров я, после обсуждения русского требования о границах ее морской юрисдикции, воспользовался случаем и попросил ускорить решение еще двух других неразрешенных вопросов. Г. Столыпин воскликнул: "Вы сегодня не в ударе, г-н посланник! Вы предлагаете мне уже третий неприятный вопрос!" Г. Столыпин был прав. Времена были тревожные, и в этот первый год моего пребывания в Петербурге существовал целый ряд неприятных вопросов, о которых мне приходилось делать представления русскому правительству. Один из них, как типичный, заслуживает особенного упоминания.
В начале апреля русская печать опубликовала отчет о процессе бывшего чиновника морского министерства, обвиняемого в продаже секретной книги сигналов капитану Кальторпу, морскому атташе при английском посольстве, и в сообщении позднее новой книги сигналов вместе с другими секретными документами его преемнику, капитану Обри Смиту. На предварительном следствии этот человек, Поваже, признался, что он хотел продать книгу сигналов капитану Кальторпу, но тот отказался от этого. Он поклялся, что он никогда в жизни не видел капитана Смита. Суд признал его виновным по самым строгим законам, но за давностью преступления он был приговорен только к 12 годам каторжных работ.
Я немедленно заявил протест. Я указал, что судебные власти сделали ошибку, не сообщив в посольство, как полагалось, о разборе дела, в котором предъявлялись серьезные обвинения британскому морскому атташе. Дав честное слово, что во всей истории не было ни крупицы правды, я потребовал от управляющего министерством иностранных дел опубликования официального документа с отрицанием необоснованных обвинений, сделанных некоторыми из свидетелей во время следствия. Согласившись, что судебные власти должны были дать знать посольству о процессе, и обещавши сообщить императору все, что я сказал, г-н Нератов, вместо опубликования требуемого документа от имени русского правительства, ограничился сообщением в печати заявления, что британский посол самым категорическим образом отрицает участие капитана Обри Смита в каких бы то ни было переговорах с Поваже. Император, принимая на следующий день в аудиенции полковника Виндгэма, нашего военного атташе, сказал, что он вполне удовлетворен моим заявлением и считает инцидент исчерпанным. Несмотря на повторные представления русскому правительству от имени британского, несмотря на то, что в оба раза, когда Поваже, как утверждало обвинение, посещал его на дому, капитана Смита не было в Петербурге, что мы могли доказать, эти слова императора были единственным удовлетворением, полученным им.
Глава IX
1912–1914
Визит британской парламентской делегации в С.-Петербург. — Улучшение англо-русских отношений. — Персидский вопрос. — Действия русских консулов в Персии. — Беседа об этом с императором. — Трансперсидский железнодорожный путь
Несмотря на острые моменты, пережитые англорусским согласием в 1911 году, оба государства постепенно приходили в более близкое соприкосновение. Теплый прием, оказанный влиятельной и исключительно парламентской английской делегации, посетившей Петербург и Москву в феврале 1912 г., явился новым этапом по пути англо-русской дружбы. К сожалению, предполагаемый глава делегации, спикер палаты общин, г. Лоутсер (теперь лорд Эльсуотер), был задержан в последний момент смертью отца, но его место было достойно замещено лордом Уэрдэлем.
В день их прибытия я давал в посольстве обед, на который были приглашены все члены правительства, представители армии и флота и лидеры конституционных партий как Думы, так и Государственного Совета, за исключением лидера кадетов г. Милюкова, с которым не хотели встречаться некоторые из министров. Приветствуя их приезд в Россию, я подчеркнул то обстоятельство, что мы должны стараться создать действительное и продолжительное согласие с Россией не в дипломатических актах, а на прочном фундаменте взаимной симпатии, дружбы, доверия и общности интересов. Это было основной темой почти всех речей, произнесенных на банкетах, данных в честь делегации. Раз или два, однако, а особенно на обеде, данном Думой и Государственным Советом, ораторы обеих сторон пошли дальше. На этом последнем обеде председатель Думы предложил мне ответить на тост в честь крымских ветеранов, который будет провозглашен одним русским генералом. Я извинился, сказав, что на такой тост я мог бы ответить только таким образом: "В Крымской войне мы научились уважать друг друга, как храбрых и честных врагов; но если нам придется воевать еще раз, я надеюсь, что мы выступим плечом о плечо против общего врага". — С большим трудом мне удалось убедить председателя Родзянко поручить ответ на этот тост лицу, которому не пришлось бы так взвешивать свои слова, как мне. Было упомянуто имя сэра Бетюна, и храбрый галантный генерал, сразу решившись на то, на что я не осмелился, очаровал русских, сказав почти теми же словами все, что я предполагал. За это он впоследствии получил суровый упрек от германской прессы.
Однако британская делегация вызвала улучшение отношений между двумя государствами не столько своими речами, сколько личной связью, установившейся между представителями парламента, церкви, армии и флота Великобритании с соответственными представителями России; между нациями, как и между отдельными людьми, личные связи больше всего способствуют установлению добрых отношений. Точно так же ответный визит г. Сазонова в сентябре английскому королю в Бальморале и переговоры которые он вел там с сэром Эдуардом Греем, положили основание тому тесному сотрудничеству между обоими правительствами, благодаря которому вспыхнувший на Балканах в 1912 году взрыв не распространился на всю Европу. Но раньше, чем проследить различные стадии Балканской войны, не мешает предварительно рассмотреть вопросы, привлекавшие внимание обоих правительств до начала Великой Европейской войны.
Хотя с возвращением выздоровевшего г. Сазонова в конце 1911 года в министерство иностранных дел персидский вопрос потерял большую часть той остроты, которая ему была присуща во второй половине этого года, он продолжал тем не менее быть причиной постоянных трений и недоразумений между обоими правительствами.
Говоря со мной в начале 1912 года о положении, император заметил, что персидское правительство так слабо, а страна находится в таком состоянии анархии, что без помощи русских войск на севере и британских на юге порядка восстановить не удастся. По выполнении этой задачи эти войска могут быть заменены небольшой персидской армией, способной поддержать установленный порядок. Его величество выразил далее сожаление, что в некоторых слоях Англии подверглась сомнению искренность заявлений, сделанных его правительством, прибавив, что британское правительство может быть уверено в том, что слово его об отказе России от аннексии персидской территории нарушено не будет.