Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938–1945

Кейтель Вильгельм

Фельдмаршал Кейтель, который сам протестовал против идеи нападения на Советский Союз в целом, признает в своих мемуарах, что это были «весьма сомнительные» новшества. Он сам был полностью против переноса этих мероприятий на бумагу, но кто-то все-таки зафиксировал их в письменной форме. Большинство высших генералов выступали против приказов о военных судах и о комиссарах. Но на последних двух главных выступлениях Гитлера о русской кампании перед своими верховными командующими в марте и июне 1941 г. никто открыто не высказался против подобных изменений традиционных приемов ведения войны, хотя большинство из них позднее частным образом и упрекали начальника ОКБ в том, что он не опротестовал и не предотвратил их. Так они перекладывали ответственность друг на друга, вместо того чтобы откровенно признаться, что виноваты все. Никто из них не имел никакого права упрекать кого-либо.

Что же касалось «особых полномочий» организации рейхсфюрера СС на востоке, Гитлер как-то бестактно указал Кейтелю, что это к нему не имеет никакого отношения и что они касаются только полиции. «Действующие группы» службы безопасности – размещенные в каждой из трех групп армий, воюющих

на Восточном фронте, – и особые группы службы безопасности – сформированные для «работы» с комиссарами и так называемыми фанатичными коммунистами, которых находили в приемных лагерях для русских военнопленных, – приводили в исполнение приказы о массовых убийствах. Объяснить мотивацию Гитлера, который осенью 1941 г. отменил свое вето на использование советских пленных в рейхе в качестве рабочих, можно только нехваткой рабочей силы. Он боялся, что они будут сотрудничать с коммунистическими ячейками среди рабочих и служащих Германии или же будут внушать им коммунистические идеи. «Приказ о комиссарах» выполнялся в той или иной степени, особенно во время первых – решающих – месяцев войны на востоке; но затем постепенно и тихо сошел на нет, так что к 1942 г. он уже больше не действовал. Как благородный человек, фельдмаршал Кейтель не пытался отрицать свое моральное соучастие в отдаче и продвижении этих приказов, но не в их разработке. Но эти особые приказы принесли свой вред: они открыли такую пропасть, преодолеть которую вновь уже было невозможно.

Вторая группа приказов, включая директиву о партизанской войне в сентябре 1941 г., приказы «Мрак и туман», «Приказ о диверсантах» и приказы ОКБ по Италии осенью 1943 г. (которые, следует заметить, даже не упоминались в Нюрнберге, хотя они и выносились американцами на суд по так называемым «юго-восточным» генералам), обладала совершенно другими характерными особенностями: они появились не в результате стратегического планирования Гитлера, а из его реакции на различные проявления партизанской войны и действия диверсионных групп за линиями фронта, еще до нападения рейха на Советский Союз 22 июня 1941 г. В этой войне уже происходило то, что можно было назвать национальными движениями сопротивления на оккупированных территориях, и прежде всего в Польше. Коммунистические партизанские отряды активизировались повсюду; западные державы оказывали им активную поддержку, используя Британию как базу, и укрепляли националистические и демократические силы в Польше, Норвегии, Нидерландах, Франции и Бельгии. Повсюду появлялись «белые» и «красные» партизанские отряды, которые поначалу почти не отличались друг от друга и представляли собой «Единый фронт». В дальнейшем отряды, сформировавшиеся в Польше и в Сербии, а в заключительной стадии войны и во Франции, воевали так же друг с другом, как и против врага.

В самом Советском Союзе партизанская война была весьма хорошо организована. Партизанское движение получало массовую поддержку гражданского населения.

Летом 1941 г. Балканы, и прежде всего Южная Сербия, Хорватия, Босния и Герцеговина, продемонстрировали усиление партизанского движения под руководством коммунистического деятеля хорватского происхождения Иосипа Броза, который в партийных кругах действовал под nom de guerre [66] Тито. Ввиду слабости немецких и равнодушия большинства итальянских сил безопасности и обстановки, когда большинство немецких дивизий были связаны на Восточном фронте, Гитлер прибегнул к своему обычному приему в приказе от сентября 1941 г. о борьбе с партизанами. Приказ требовал, чтобы за каждого убитого немецкого солдата было расстреляно пятьдесят или сто заложников; и естественно, этот приказ проходил через ОКБ. Если мы пока не будем обращать внимание на вопрос – который в международном праве так и остался до конца не выясненным, – когда и при каких обстоятельствах оккупационная держава имеет право вообще захватывать заложников, не говоря уже о том, чтобы убивать их (хотя подобные меры всегда были традицией воюющих держав!), но подобное соотношение заложников и жертв было явно чрезмерным.

66

Военный псевдоним (фр.). (Примеч. пер.)

Кроме того, Советский Союз предпринимал частые и успешные попытки сбросить на парашютах агентов и на территорию рейха, и на оккупированные зоны или в страны-союзники; например, 11 августа 1941 г., в Болгарию был сброшен советский полковник Радинов, который возглавил антифашистские партизанские отряды, сражающиеся в этом королевстве, сотрудничавшем на Балканах с рейхом. Радинов вскоре был захвачен и казнен, но это не уничтожило «Отечественный фронт», но придало ему новый импульс.

Постановление, содержащееся в приказе ОКБ от 16 сентября 1941 г., относящееся к «Коммунистическому оппозиционному движению на оккупированных областях» [67] , появилось задолго до того, как партизанская активность достигла своей наивысшей точки, что является явным доказательством тщетности всех подобных приказов: они только подливали масла в огонь. Этот приказ, касавшийся коммунистического оппозиционного движения, предназначался для оккупированных территорий на востоке и юго-востоке. Он содержал типичное обоснование Гитлера: «Нужно иметь в виду, что в коммунистических странах человеческая жизнь не имеет никакой ценности, и устрашающий эффект может быть достигнут только необычайной жестокостью». Кейтель стремился снизить упомянутое соотношение заложников, но Гитлер заново вставил свои собственные первоначальные данные, от пятидесяти до ста за одну немецкую жизнь. В соответствии с правилом, которое Кейтель принял для себя, он поставил на приказе свою подпись, но с предварительной формулировкой: «В настоящий момент фюрер приказал мне, что впредь...» и т.

д. Ею начальник Верховного командования старался зафиксировать, что выходу подобного приказа предшествовали многочисленные дебаты.

67

Этот документ под номером WFSt./Abt.L (IV/Qu) Nr. 002060/41 g.Kdos. находится среди бумаг д-ра Нельте. (Примеч. ред.)

В отличие от вышеупомянутого приказа, второй подобный приказ 1941 г., печально известный как «Мрак и туман», от 7-12 декабря 1941 г., предназначался для западных территорий, и прежде всего Франции, которые с военной и организационной точки зрения находились под военным командованием, подчинявшимся не ОКБ, а военному министерству, и главным образом – генерал-квартирмейстеру сухопутных сил. Во Франции тоже с началом войны с Советским Союзом весьма расширилась коммунистическая подрывная деятельность. Вся эта деятельность проводилась при активной поддержке Британии, которая сбрасывала диверсионные отряды во Францию, Бельгию, Голландию и Норвегию, преимущественно в самом близком сотрудничестве с правительствами оккупированных стран в изгнании и формировавшимися ими вооруженными подразделениями. Одним из их самых крупных успехов было убийство в мае 1942 г. помощника рейхспротектора Богемии и Моравии, а также главы Главного управления безопасности рейха генерала СС Райнхарда Гейдриха. Эта операция была совершена чешскими агентами, сброшенными в Богемии с британского самолета, из-за которой осенью 1942 г. вышел «Приказ о диверсантах».

Образ действий коммунистов во Франции виден по одному из их первых убийств – военного коменданта г. Нанта, подполковника Хотца. При этом они смогли убить талантливого офицера, который был особенно популярен среди местного населения, и таким образом причинили фактический вред оккупационным властям; во-вторых, был устранен офицер, способный лучше всех предотвратить расцвет их подпольного движения; и в-третьих, из-за тупости существовавшего оккупационного режима Гитлера можно было ожидать последующий за этим расстрел заложников, который вряд ли возымел бы какой-либо эффект на коммунистов, поскольку по старинному обычаю заложников всегда брали из числа самых известных граждан.

Убийство в Нанте было не единичным случаем. Согласно записям Кейтеля, написанным для своего защитника [68] , Гитлер требовал, чтобы они изменили свои методы борьбы с подобными нападениями, и не только на людей, но и на заводы, железные дороги, высоковольтные линии и т. д.: но смертные приговоры, сказал он, только порождают мучеников, и они должны выноситься только в тех случаях, которые могли быть расследованы без какой-либо тени сомнений. В противном случае все подозреваемые в делах, которые не могут быть выяснены сразу же, должны были быть немедленно переправлены в Германию после предварительного расследования военным судом; в терминологии Гитлера, они должны были быть переправлены через границу под «покровом темноты» (bei Nacht und Nebel) [69] . Слушание должно было проходить в тайне, в особенности от ближайших родственников обвиняемого, в то время как сами дела должны рассматриваться в Германии.

68

Бумаги Нельте, папка III/15: Nacht und Nebel, рукописные записи Кейтеля, датированные 12 февраля 1946 г. (Примеч. ред.)

69

Во мраке и тумане. (Примеч. пер.)

Вокруг этого приказа велись ожесточенные дебаты. Кейтель и глава его юридического отдела выражали против него наиболее обоснованные возражения. Во время этих дебатов Гитлер упрекнул Кейтеля, что никто не может намекать, что он, Гитлер, не чистокровный революционер или что он не знает, как начинаются революции; поэтому кто еще лучше его знает, как их подавить? Кейтель в конце концов издал этот приказ с существенным предисловием, что это была «тщательно взвешенная и продуманная воля фюрера на то, что...» и т. п. Подобным заключением он намеревался зафиксировать, что выходу этого приказа предшествовали многочисленные дебаты, но воля фюрера осталась непоколебимой. Кейтель полагал, что, настаивая на предварительном рассмотрении свидетельств военным трибуналом и решении о слушаниях или отправке обвиняемых в Германию и инструкциях о том, что секретной полиции полагалось немедленно передавать дела заключенных в суд после их прибытия на конечный пункт в Германии, он создаст в этом приказе гарантии, достаточные для соблюдения правильных правовых процедур. Сам он сомневался, возымеет ли этот приказ в целом хоть какой-либо эффект. В действительности он вызвал серию дебатов и с французскими властями, и с германской комиссией по прекращению боевых действий во Франции, поскольку французы требовали извещать ближайших родственников, по крайней мере, в случае вынесения смертных приговоров. О том, что этот приказ дал секретной полиции благоприятную возможность переправлять в концлагеря огромное количество пленных, было Кейтелю неизвестно, пока он впервые не услышал об этом на Международном военном трибунале в Нюрнберге.

В своих записях о возникновении приказа «Мрак и туман» он поясняет: «Очевидно, что связь моего имени с этим приказом является серьезным обвинением против меня, несмотря на то что это очевидный случай приказа, отданного фюрером...»

А изменять условия применения подобных приказов не входило в обязанности начальника Верховного командования. Имей он власть требовать отчеты о принятых мерах, по крайней мере в первых подобных случаях, ему бы необходимо было предоставить право более широко вникать в методы секретной полиции и систему концлагерей, выходящее за пределы его действительных прав. Он предполагал, что приказы ОКБ будут выполняться буквально.