Мемуары
Шрифт:
Я спрашиваю теперь: какая из двух политических систем была добросовестнее, нравственнее, мудрее? Та ли, которая была внушена безумным желанием создать единую всемирную империю, или та, которая была порождена неосмысленным, если так можно назвать его, стремлением к миру и справедливости?
Своими победами Наполеон создал новый порядок вещей, но недолговечность и быстрое разрушение этого порядка ясно доказали, что его первоначальные планы не отличались большей практичностью, чем и те последующие, которые сам Тьер называет «химерическими грезами»; но те, по крайней мере, могли быть оправданы благородными и пылкими стремлениями, тогда как его завоевательные мечты являлись лишь результатом страстей и личных интересов, доведенных до крайней степени. Тьер знал об участии, какое принимал аббат Пиатоли в начавшихся тогда переговорах. Хотя он и признавал за этим лицом некоторые заслуги, но, по-моему, он был к нему не вполне справедлив.
Аббата Пиатоли вызвала в Польшу моя тетка, княгиня Любомирская. Она поручила ему воспитание усыновленного ею Генриха Любомирского. Подружившись с Генрихом Любомирским, я во
Тогдашнее положение моей родины еще не испытавшей тех потрясений, через которые она прошла впоследствии, весьма отличалось от теперешнего. Это было затишке после шторма. Воспоминание о Барской конфедерации, несомненно, жило в народе. Противорусская партия, конечно, существовала, но она была слаба и бессильна оказать какое-либо сопротивление произвольным действиям русского посольства. Люди с наиболее высокой репутацией, имена которых произносили с наибольшим уважением, выдвинулись на Барской конфедерации, как, например, генерал Ржевусский. У этого человека должны были учиться те, кто желал работать над подготовкой более свободного существования для польского народа.
Под диктовку Пиатоли я написал по этому поводу мемориал, который и послал с верной оказией моим родителям, зная их образ мыслей, а также маршалу Игнатию Потоцкому и генералу Ржевусскому, зятьям моей тетки, княгини, жены маршала. Была надежда, что люди этого круга сообща окажут полезное влияние на ход дела и добьются некоторых практических результатов. Я помню, что провел всю ночь над перепиской этого мемориала; он произвел очень хорошее впечатление, и мне очень жаль, что не могу теперь найти его копии. Пиатоли более не разлучался с поляками и их делом. Он продолжал заниматься воспитанием князя Генриха и сопровождал княгиню в Англию, Вену и Галицию. По приезде его в Варшаву, во время великого сейма, ему предложено было место секретаря короля Станислава. То было время, когда король, освободившись от русского ига, присоединился к национальной партии. Своим влиянием и советами Пиатоли помогал удерживать короля на новом, искренно избранном им пути. Позже, когда этот несчастный король, поддавшись советам канцлера Хрептовича, конституционного министра иностранных дел, подчинился роковому решению Торговицкой конфедерации, аббат Пиатоли, потеряв надежду служить доброму делу, отказался от занимаемого им положения.
Пиатоли обладал большим воображением, помогавшим ему выходить из затруднений, но вместе с тем он всегда отличался и большим здравым смыслом, бескорыстием и способностью легко применяться к создавшемуся положению. После падения Польши он нашел себе убежище у герцогини Курляндской, познакомившейся с ним в Варшаве. Это было в то время, когда она явилась требовать от великого сейма возвращения своих прав на Курляндию. Она отличалась сильно развитым чувством пылкого патриотизма, которому не изменяла никогда. Курляндские дела заставили герцогиню приехать в Петербург. Пиатоли сопровождал ее. Встреча с ним доставила нам большое удовольствие; он не только не забыл наших прежних отношений, но, напротив, старался их возобновить. А я с своей стороны был в восторге от того, что в его лице получал себе такого надежного и способного помощника. Достаточно было наметить ему основные пункты какой-нибудь системы или дипломатической комбинации, и он тотчас же предусматривал всевозможные ее следствия. Обыкновенно он предлагал слишком много различных способов и приемов, но зато он отлично умел ограничивать и суживать свои предложения, сообразно сделанным ему замечаниям.
Тьер пользовался черновыми набросками наших первых совместных бесед о наших проектах и способах их выполнения. Составлять суждение по столь неполным материалам, которые явились лишь первоначальным наброском наших идей, было бы не только чрезмерно строго, это было бы и несправедливо; и, несомненно, Тьер был далек от несправедливых побуждений. Разумеется, я нисколько не обманывался насчет многих затруднений, которых нам следовало ожидать и которые в некоторых случаях могли оказаться непреодолимыми. Захват Гибралтара англичанами не оправдывался соображениями справедливости; то было, наоборот, насилием над международным правом. Отказавшись от этого, Англия могла бы отделить Испанию от Франции и связать ее с общими интересами Европы. Отправляясь в Мадрид к своему посту, барон Строганов, проезжая через Лондон, должен был коснуться там этого вопроса с возможно большей осторожностью, считаясь с британской обидчивостью. То была, так сказать, попытка приступить к изменению политики английского кабинета; попытки эти и до настоящего времени не дали удовлетворительных результатов. Хотя и отвергнутый в целом, план этот, однако, заключал в себе пункты, всплывавшие на поверхность всякий раз, когда подымался вопрос о восстановлении политической карты Европы. Германия, Нидерланды и Италия неоднократно возвращались к этой идее, занимавшей еще Карно в то время, когда он был членом Директории. К ней, действительно, и должны были возвращаться при разных обстоятельствах, так как
Предложения России могли удовлетворить Францию. Но плохой прием, оказанный им Англией, в особенности ее решительный отказ очистить Мальту, давали России право и основание выступит из коалиции. Такое решение, при твердом его проведении, придало бы иной характер переговорам и повело бы к иным результатам.
Общее направление умов в Европе отразилось и на России и увлекло за собой императора и его неофициальный комитет. Воспротивиться этому общему направлению значило бы навлечь на себя подозрение в готовности уступить внушениям Франции. Австрия уже вооружилась; она настаивала на составлении общего плана военных действий, с целью обеспечить себя от опасности чужеземного вторжения. Надлежало подумать о подготовке к выполнению этого общего плана, на случай, если бы война стала неизбежной. К этому и приступили в Петербурге, с одной стороны, совместно с Австрией, с другой — с Англией. Англия обязалась доставить деньги для вооружения Европы. Переговоры длились некоторое время и представляли большие затруднения. Английские дипломаты находили требования Австрии чрезмерными. Наконец, при помощи взаимных уступок пришли к соглашению. Часть субсидий была предназначена на долю Пруссии, которую мы не переставали воодушевлять и держать в курсе дел депешами, тон которых принимал все более настойчивый характер. Должен признаться, что маловероятность вступления Пруссии в состав коалиции не особенно огорчала меня. Я, конечно, не упускал ни одного довода, способного склонить ее к участию в союзе, но с удовольствием предвидел необходимость, в случае ее отказа, пренебречь ее требованиями, так как тогда Царство Польское восстановилось бы под скипетром Александра. Это было бы встречено с энтузиазмом, ибо в то время не было других способов воскресить Польшу, оставленную даже Францией.
Между тем Наполеон, как будто нарочно желая устранить всякую возможность мирного исхода, короновался королем Италии, совершенно не считаясь с правом престолонаследия. Овладев Генуэзской республикой, угрожая Неаполю и лишив всякой будущности Савойский дом, он этим еще более увеличил общее осуждение и, кроме того, отнял у России всякую надежду добиться тех условий, отказаться от которых ей не позволяла честь.
Таким образом, не могло быть и речи о чем-либо другом, кроме подготовки к борьбе, казавшейся неизбежной. Очень трудно было добиться согласия Англии на выдачу субсидии в размерах, требуемых Австрией. Это было делом нелегким. Однако, благодаря нашему вмешательству, соглашение состоялось. Три миллиона фунтов стерлингов решено было дать Австрии, другие три миллиона предназначались на устранение колебаний Пруссии. Для этой же цели было пущено в ход все дипломатическое искусство, и цель была достигнута. Армия из русских и шведских войск направилась к острову Рюгену и Штральзунду. Русскими войсками командовал генерал Толстой. Корпус русской армии, находившийся в Корфу, должен был плыть к Неаполю. Другая армия, под начальством генерала Кутузова, направилась к австрийской границе, чтобы иметь возможность оказать помощь генералу Макку, сосредоточившему свои силы близ Ульма. Наконец, генерал Михельсон выступил к прусской границе с целью положить конец нерешительности берлинского кабинета. Все эти передвижения произведены были по плану, предложенному Австрией и обсужденному сообща всеми союзниками. План этот, казалось, отвечал всем требованиям положения. Если он и не удался, то лишь по вине самих австрийцев. В случае, если бы Пруссия не согласилась присоединиться к коалиции, мы должны были, не останавливаясь, идти дальше и обойтись без ее согласия.
Для императора Александра настала пора явиться на театр событий. Я замечал, что по мере того, как приближался час действий, его решимость ослабевала. Тем не менее мы двинулись в путь; во время путешествия курьеры Алопеуса привозили нам рапорты, преисполненные тревог, по поводу сильного впечатления, которое произвело на прусского короля и некоторых его генералов, весьма ценимых императором, движение русских войск. Александр решил остановиться в Пулавах у моих родных. План пройти через Пруссию без ее разрешения не был оставлен. Император продолжал также твердо стоять на мысли объявить себя королем Польши. Я написал об этом графу Разумовскому, чтобы приготовить австрийский двор к этой комбинации. Австрия не высказалась против этого плана, но поставила условием сохранение прежних границ Галиции.
По пути мы встретили лорда Говера, возвращавшегося из Англии, который объявил там, что в случае, если Пруссия не даст своего согласия, Англия передаст России субсидию, предназначенную прусскому королю. Кроме того, он уведомил нас, что в случае восстановления Польши, Англия изъявит на это свое согласие.
Я выехал из Бржезе с тем расчетом, чтобы приехать в Пулавы сутками раньше императора. Там я застал всех в волнении и хлопотах по приему императора. Майору Ортовскому были специально поручены все нужные приготовления, и он вошел для этого в сношение с австрийскими властями и соседями Пулав. Кроме императора и его свиты, ожидали еще прохода двух корпусов: корпуса генерала Михельсона и генерала Бугсгевдена. Князя Понятовского предупредили о намерении императора восстановить Польшу. Понятовский должен был стать во главе движения и придать ему национальный характер. Тотчас по моем приезде в Пулавы польские агенты отправились в Варшаву, чтобы возвестить о готовящемся приезде императора. На следующий день император прибыл к моим родным. Он выказал им чувства дружеского расположения, которые их чрезвычайно тронули. Император казался счастливым, что находится в местности с более мягким климатом, среди лиц искренно ему преданных. Он наслаждался преимуществами этого климата, так сильно отличавшегося от климата Петербурга. Моя мать, сестра и брат старались, насколько было возможно, сделать ему приятным это его двухнедельное пребывание в Пулавах.