Мент. Инспектор угрозыска
Шрифт:
— И совсем другое, когда происходит сознательное вредительство. Разберитесь, Артур Христианович! Жду вас с докладом у себя… — Дзержинский открыл блокнот, полистал его, сделал какую-то пометку и назвал число.
— Успеете?
— Должны успеть, — подумав, ответил Артузов.
— Георгий Олегович, это всё или у вас есть ещё какие-то вопросы? — снова переключился на меня Дзержинский.
— Скорее некоторые соображения о том, как можно организовать работу органов правопорядка, — сказал я.
—
Я откашлялся и заговорил. Снова вернулся к институту участковых, который из стадии экспериментального было пора разворачивать по-настоящему. Поведал о своих идеях, в частности о светошумовых гранатах, что могли оказаться так полезны при штурме бандитских малин, о неправильности бюджетной политики, когда расходы на содержание милиции скинули на местные органы, что привело к массовым сокращениям и перекосам.
Остапа, как водится, несло. К счастью, меня слушали внимательно, не перебивая.
Лишь в конце, когда я понял, что выдохся и больше уже ничего не смогу предложить, Феликс Эдмундович и Артузов переглянулись.
— Да уж, товарищ Быстров… Задали вы нам задачку! Вы представляете себе, какие колоссальные расходы понадобятся на воплощение хотя бы части из того, о чём вы нам говорили?! — воскликнул Дзержинский.
— Так ведь не всё ж сразу, товарищ Дзержинский! Начнём делать поэтапно, от малого к большому! Иначе будет трудно справиться с разгулом преступности в стране.
— А вы думаете социальная политика не приведёт к победе над этим явлением?
— Бытие определяет сознание, товарищ нарком. С этим не поспоришь. Но, боюсь, что преступность — более глубокое явление, которое зависит не только от социальных факторов. К сожалению, есть люди и таких немало, которые по складу своей натуры склонны на совершение преступных деяний. И убивают они отнюдь не потому, что плохо живут, а потому что испытывают к этому нездоровое увлечение. А это только вершина айсберга. Копнём глубже — вылезет столько всего, — вздохнул я.
— То есть вы настроены достаточно скептично? — Артузов пристально, не мигая, взглянул на меня.
— Скорее реалистично. Да, с улучшением жизни уровень преступности пойдёт вниз — это аксиома, но искоренить это явление полностью — невозможно. Во всяком случае, при нашей с вами жизни, — сказал как отрезал я.
— Что ж… Ваша точка зрения понятна, товарищ Быстров. Мы тоже не строем иллюзий на этот счёт, — кивнул Дзержинский. — Борьба предстоит нешуточная, врагов у нас хватает… Товарищ Артузов высоко оценил ваше участие в расследовании похищения гражданки Лавровой. Он даже подумывал предложить вам работу в своём отделе… Не так ли, Артур Христианович?
— Всё так, Феликс Эдмундович, — подтвердил Артузов.
— Но я его
— Спасибо, Феликс Эдмундович! — облегчённо выдохнул я.
При всей симпатии к Артузову, я действительно предпочитал заниматься тем, что умею пока лучше всего. Всю жизнь я был ментом и хотел остаться им же. Это не просто призвание, это — судьба! И она мне нравилась такой, какая она есть.
— Не за что, товарищ Быстров. Побудьте пока инспектором уголовного розыска — ведь не зря же мы создали ваш спецотдел. Скоро возвращаются из командировки ваши коллеги. Они тоже отличились, раскрыв целую банду, занимавшуюся убийствами и грабежом. Это расследование ещё войдёт в учебники.
— Эх, жаль мне не удалось принять в нём участие! — искренне вздохнул я.
— Ничего, вы и тут, в Москве, отличились! — усмехнулся Дзержинский. — Да, пока не забыл… Товарищ Артузов, кажется, вы ведь тоже что-то хотели сообщить товарищу Быстрову?
— Ещё как! — засиял чекист.
Он с грохотом встал со своего места, заставив этим приподняться и меня. Выражение лица Артура Христиановича при этом стало необычайно торжественным.
— Товарищ Быстров, — громогласно объявил он. — Принимая во внимание успешное завершение, упорную работу и проявление полной преданности к делу, в связи с исполнением трудных и сложных заданий ГПУ, народным комиссариатом внутренних дело было принято решение объявить вам благодарность!
— Служу трудовому народу! — вытянувшись во фрунт, гаркнул я.
— А так же, в ознаменование больших заслуг и в качестве поощрения лично товарищем народным комиссаром внутренних дел вам выделена из служебного фонда комиссариата трёхкомнатная квартира. Вот ваш ордер! — протянул мне лист бумаги Артузов и подмигнул:
— Считайте, что это ещё и наш вам подарок на предстоящую свадьбу!
Внутри у меня всё пересохло. Даже не верилось… Мы с Настей получим собственное жильё! Это… это…
— Огрмоное спасибо, товарищи! Набираюсь храбрости, чтобы пригласить вас на мою свадьбу и, само собой, на новоселье, — растроганно произнёс я.
— Бери, заслужил! — кивнул Дзержинский. — Жаль, мне погулять на вашей свадьбе вряд ли удастся, дела, а вот Артур Христианович сказал, что будет там обязательно. Обещал плясать там до упада!
Уходил я из кабинета наркома на ватных ногах, вне себя от счастья. А завтра мне предстояло ехать на вокзал, встречать моих дорогих и любимых Настю и Степановну.
И я даже заранее знал день, на который мы сыграем свадьбу.
Тридцатое декабря 1922 года. В этот день появится не только новая ячейка советского общества, но и новая страна — СССР!