Мент. Москва
Шрифт:
Услышав знакомую фамилию (да и какой нормальный мент не слышал о самом Трепалове?) я чуть не присвистнул. Ух ты! Первый начальник МУРа! От такого количества легендарных исторических личностей можно сойти с ума!
А если мне ещё и предстоит работать под его начальством… Да у меня просто нет слов. Неужели я действительно познакомлюсь с легендой сыска, настоящим советским Шерлоком Холмсом?!
Бывший матрос, который, по сути, «с корабля на бал» угодил в уголовный розыск, не имея ни малейшего опыта оперативно-розыскной работы. И всё-таки у него получилось, во многом ещё и благодаря тому, что Трепалов не стеснялся пользоваться опытом старых кадров, учился у них всему.
А время было трудное. На улицах Москвы царила преступность, бандиты смело разгуливали
И уже через короткое время московские сыщики смогли добиться немалых успехов, во многим обусловленных организаторскими талантами и бешеной энергией Александра Максимовича Трепалова.
Но он был не только прекрасным организатором, ему принадлежала одна очень характерная муровская фраза: «Навстречу опасности первым идёт старший!». Александр Максимович, пользуясь тем, что его ещё плохо знали в мире московского криминала, лично внедрился в одну из банд и провернул операцию, достойную войти в учебники: уговорил сразу несколько бандитских шаек объединиться для крупного дела. Само собой, всю преступную кодлу тогда удалось накрыть разом. В 1920-м Трепалова наградили высшей наградой молодого советского государства – орденом Красного знамени.
К сожалению, оборвалась жизнь Александра Максимовича весьма трагически. В 1937-м, когда Трепалов работал заместителем самого Орджоникидзе – наркома тяжёлой промышленности, – после смерти непосредственного начальника легендарного сыщика арестовали по ложному обвинению и расстреляли. Надо отметить его стойкое поведение во время допросов: Александр Максимович не признал себя виновным и не стал никого оговаривать. Думаю, эти факты многое говорят о его личности.
В дверном проёме появился Трепалов. Невысокий, коренастый, с типичной матросской походочкой вразвалку. Правда, сейчас на нём был хороший шерстяной костюм с тщательно подобранными галстуком и рубашкой. Чувствовалось, что Александр Максимович следит за своей внешностью. Чёлка из светло-русых, начавших уже редеть волос, аккуратно уложена слева направо.
На вид ему было лет тридцать – тридцать пять.
– Товарищ Дзержинский, – проговорил Трепалов, не забыв окинуть меня пронзительным взглядом.
– Здравствуйте, товарищ Трепалов, – улыбнулся Феликс Эдмундович. – Позвольте вам представить товарища Быстрова – бывшего главу рудановской милиции.
– Добрый день, товарищ Быстров!
Мы обменялись рукопожатиями.
– Сейчас принесут чай, и мы поговорим. Надеюсь, вы понимаете, что ваша встреча с товарищем Быстровым не случайна, – сказал Дзержинский.
– Догадываюсь, – усмехнулся Трепалов, по-прежнему не сводя с меня глаз.
Появился секретарь с подносом, на котором стояли большой жестяной чайник и три алюминиевые кружки [1] . Вместо сахара или сахарина на бумажке лежали несколько слипшихся леденцов.
М-да… небогато питаются наши чекисты.
Ловко разлив содержимое чайника по кружкам, секретарь удалился так же тихо, как и вошёл.
– Угощайтесь, товарищи, – произнёс Феликс Эдмундович.
К счастью, в кружке всё-таки был чай, причём нормальный, не морковный или, того хуже, – обычный кипяток. Да и мятные леденцы тоже оказались вполне ничего.
1
Знаю, что вопрос о металле, из которого изготовлена посуда, порой вызывает много споров, поэтому позволю себе привести отрывок из воспоминаний Н. А. Равича, посвящённый Ф. Э. Дзержинскому: «Вскоре после переезда Советского правительства из Петрограда в Москву, в начале апреля 1918 года, мы с Делафаром сидели в комнате одного из богатых московских особняков. Делафар читал мне свои стихи. Комната была заставлена старинной мебелью красного дерева, на стенах висели картины – прежний хозяин считался известным коллекционером. На столе работы мастеров павловского времени стояли две солдатские алюминиевые кружки и большой жестяной чайник. Взамен сахара на бумажке лежало несколько слипшихся леденцов…» (здесь и далее прим. автора.)
На минуту установилось молчание. Если Дзержинский пил быстро, большими глотками, Александр Максимович отпивал по чуть-чуть и явно смаковал напиток. К леденцам он не прикоснулся.
– Как вам ваша должность заместителя начальника экономического управления ГПУ, товарищ Трепалов? – спросил вдруг рыцарь революции.
Трепалов поморщился.
– Что, задел за больное? – понимающе кивнул Дзержинский.
– К сожалению, товарищ Дзержинский, – вздохнул тот. – Я, конечно, понимаю, что это важный фронт работ, и наводить там порядок нужно, но… Не моё это, товарищ нарком внутренних дел. Устал я от бумаг, хочется снова с людьми поработать. Чтобы как прежде – в поле выйти, увидеть противника в лицо, – мечтательно протянул он.
Я не смог сдержать улыбки. Поневоле вспомнился персонаж, сыгранный Шакуровым в нашем советском истерне «Свой среди чужих, чужой среди своих», его взрыв эмоций: «Вот она, моя бумажная могила! Зарыли! Закопали славного бойца-кавалериста!»
Разумеется, в словах Трепалова не было такой отчётливой экзальтации, всё произносилось намного спокойней, кино – это кино, там без африканских страстей привлечь зрителя сложно. В реальной жизни всё не настолько бурно. Но… глядя на его лицо, я понимал, какие сложные чувства обуревают сейчас Александра Максимовича. Как ему плохо на бумажной работе, как тянет его помахать шашкой и как хочется заниматься делом, привычным мужским делом…
– Но, если партия считает, что я нужен именно здесь, буду терпеть, Феликс Эдмундович. Скрипеть зубами, но терпеть.
– Не надо скрипеть зубами, – тихо сказал Дзержинский. – Я понимаю, что вы, товарищ Трепалов, справитесь с любым заданием партии, даже с этим. Но что если я предложу вам вернуться к тому, с чего вы начинали?
– Предлагаете опять возглавить МУР? – удивился Александр Михайлович.
– Тепло, но ещё не горячо, товарищ Трепалов. Милиция и уголовный розыск многое делают, чтобы искоренить преступность в стране. Мы уже можем говорить о некоторых успехах в этом непростом деле. Это, конечно, хорошо, однако почивать на лаврах ещё рано. Да, ловить обычных преступников потихоньку научились, как и громить целые банды. Но, к сожалению, опыта и профессионализма у наших с вами товарищей бывает недостаточно, особенно для случаев, которые мы называем нерядовыми. Мы не можем себе позволить такую роскошь – оставить преступление без наказания. Это не по-нашему, не по-советски. Поэтому я принял решение: создать при Наркомате внутренних дел особую летучую оперативно-розыскную бригаду, которая будет заниматься теми самыми нетривиальными преступлениями. Задача этой бригады – помогать и направлять товарищей на местах, которые в силу определённых обстоятельств не справляются с раскрытием. Почему не справляются? – задал вопрос Дзержинский и сам же ответил на него:
– Где-то по причине нехватки опыта. Где-то – и я не исключаю, что таких случаев до сих пор будет много, – из-за явного саботажа. Работа будет интересной, работы будет много, причём не только в Москве, а по всей России. Подчиняется эта бригада непосредственно наркому внутренних дел. Вам, товарищ Быстров, я предлагаю стать оперативным сотрудником бригады. А вас, товарищ Трепалов, прошу (именно прошу, а не приказываю) возглавить её. Времени на раздумья нет, товарищи. Прошу ответить прямо сейчас.
– Я готов, – непроизвольно вырвалось у меня.
Дзержинский одобрительно кивнул, перевёл взгляд на Трепалова.
Тот весь подобрался, даже поправил узел галстука.
– Не имею права отказаться, товарищ народный комиссар внутренних дел. И не хочу, – весело добавил он.
– Я так и думал, – облегчённо выдохнул Дзержинский.
– Только у меня вопрос, – заговорил Трепалов.
– Уверен, что не один, – усмехнулся Феликс Эдмундович. – Задавайте, конечно, товарищ Трепалов.