Мент
Шрифт:
…В общем, Гамбургера перевели к Сашке в отряд… Одно прозвище чего стоит! Понятно, что нормальному человеку такого не дадут. А вот псковскому сержанту из вытрезвителя дали. Да он, вообще-то, и похож был на гамбургера: мордастый, щекастый, весь из подбородков… Гамбургер, одним словом… Завхоз одиннадцатого отряда, откуда псковского сержанта перекинули, встретил Зверева и радостно сказал:
— Ну я тебя, Саша, поздравляю… Повезло тебе. Рад, рад… поздравляю.
— А с чем это?
— Да как же… с Гамбургером! Сказал он эту фразу, и — заржал.
— Гад ты, Степа, — ответил Сашка. — Ты бы хоть бутылку поставил за такую подлянку.
— Саня,
И верно — через день бутылку водки притащил.
А Гамбургер — он Гамбургер и есть. По трем отрядам уже прошелся, нигде не прижился. Везде стучал, закладывал и просто мутил воду, стравливал людей. Причем зачастую совершенно бескорыстно. Из любви делать пакости… Такой вот человек, и его уже никак не переделаешь. Не гадит — сам не свой ходит, мрачный, серьезный. Ну а сделал гадость — сердцу радость. Ох, немного человеку для счастья надо! Спорят мыслители, спорят: что есть счастье?… ан вот оно! И не нужно никаких сложных морально-этических категорий привлекать. Нагадил — душевное ликование, восторг, ощущение полноты жизни. Простое, так сказать, человеческое счастье. Высокий душевный порыв. Жаль только, что не всякому дано… ну уж это — извините.
А Гамбургер — он Гамбургер и есть. Хоть и предупредил его Зверев: будешь у меня воду мутить — зарою! — все равно… гамбургер! Ну не переделаешь. Сначала до Сашки дошли разговоры, что он, завхоз, занимается поборами в отряде. Он промолчал. Тем более все знали: не тот человек Зверев. А потом — еще случай. Зачастил к Сашке с угощением один зэк. То пришел со своим кофе и шоколадом: давай, мол, Александр Андреич, кофейку попьем… — Ну, давай.
А потом снова пришел, опять с шоколадом. Да еще и норовил оставить после себя целую плитку.
— А ну-ка, Толян, — сказал Зверев, — постой. Что-то ему в поведении Толяна не понравилось.
— Ну-ка, постой, — сказал Зверев. — Что случилось? Что это ты меня начал шоколадом подкармливать? А?
Заключенный помялся, помялся, но Зверев спрашивать умел. Школа за плечами была та еще. И рассказал Толян, что Гамбургер его по-товарищески предупредил: на тебя чего-то завхоз взъелся. Зуб точит, собирается в черную литейку перевести. А уж Зверев такой человек, что коли решил сожрать — сожрет! И к бабке не ходи.
Сашка рассвирепел и пошел прямиком к Гамбургеру. Наверно, этого делать не следовало. Но у всякого человека есть предел… Он ворвался в будку, где стоял на вахте слюнявый сволочишка, и спросил почти дружелюбно:
— Валера, ты знаешь, что я на поселок скоро ухожу?
— Конечно, Андреич, — ответил Гамбургер псковский. — Очень рад за тебя.
— Рад, значит? — еще более дружелюбно спросил Сашка. Внутри все кипело. Он понимал, что поступает неразумно, но…
— Очень рад, Андреич… Ты уж свое-то на зоне отбухал. Пора и послабление тебе получить.
— Пора, Валера, пора. Но я на поселок не попаду.
— Что так? — удивился Гамбургер. Искренне удивился, губами зашлепал, подбородками затряс. — Что так, Александр Андреич?
— А я, Валера, завтра в ШИЗО сяду. Суток на пятнадцать.
Гамбургер выпучил глаза.
— Да за что?
— А за то, хорь вонючий, что я сейчас разобью тебе морду. От всей души, с удовольствием. И с легким сердцем пойду в ШИЗО.
…Бежал толстый Гамбургер неожиданно быстро. Видимо, страх силы придавал. Он промчался мимо пары офицеров охраны. А через секунду мимо них пробежал Зверев. Офицеры удивленно переглянулись, что-то выкрикнули вслед. Что, Зверев не расслышал.
Гамбургер
Безо всяких сомнений Зверев распахнул дверь.
— Вот он! — вскрикнул Гамбургер тонко. — Вот он!
— Зверев! — резко сказал зам по БР. — Спокойно, Зверев. Ты что, пьян? Совсем оборзел? В кабинете заместителя начальника драку устраиваешь?
— Я, Михаил Петрович, — начал Зверев, медленно приближаясь к Гамбургеру, но замнач прервал его:
— Отойди к двери. Стой там. Что случилось? Ты можешь мне объяснить?
Сашка немного пришел в себя. Ситуация, конечно, складывалась идиотская… Объяснил, как мог. Может быть, излишне эмоционально. Но зато успокоился немного, остыл. На Гамбургера не смотрел — противно.
— Ладно, — сказал зам, — иди, Саша. Завтра разберемся.
— Да что же вы его отпускаете? — пискнул Гамбургер. — Его в ШИЗО надо.
— Помолчи, Кривцов, — ответил зам. Зверев не спеша вышел на улицу, закурил. Злость проходила.
Придурка Гамбургера он не тронул. Побрезговал. Но настоял, чтобы его перевели из отряда. Последствий инцидент не имел. А уж когда переходил Зверев на поселок, зам по БР рассказал ему остальное. Гамбургер тогда убеждал его, что Зверев — беспредельщик и обязательно его, невинного и беззащитного Гамбургера, искалечит… О, этот Зверев такой! Его обязательно надо в ШИЗО. Вы войдите в положение, Михаил Петрович. Я ЗА ПРАВДУ СТРАДАЮ.
Михаил Петрович в положение вошел, ответил:
— Да как же ты, Гамбургер, не можешь понять простой вещи: чтобы посадить, нужно действие! За одно желание совершить нечто сажать в ШИЗО нельзя. А вот когда искалечит, тогда — не волнуйся! — посадим.
Кстати, о слепоте случая… Однажды теплым апрельским вечером, когда душа волнуется от весеннего куража и остро, почти неуловимо пахнет оттаявшей землей, а небо над тринадцатой зоной голубое, чистое и бесконечное… И почки на вербе набухают, как соски у кормящей матери… И звучит в воздухе шепот: идет зеленый прокурор… [26] Вот в один из таких вечеров несколько зэков отдыхали, сидя на ступеньках у входа в помещение отряда. Курили, смотрели на маленькую вербу — единственное деревце в локалке [27] 16-го отряда. Сидели, нежились, трепались… О чем? Ну сам подумай: о чем могут говорить несколько праздных мужиков весенним вечером? Когда кровь бурлит в жилах. Когда хочется любви… высокой Любви. Но и плотской тоже.
26
Зеленый прокурор — весна, период наиболее частых побегов.
27
Локалка — часть зоны, обнесенная забором.