Ментовская бригада
Шрифт:
Узнав о том, кого именно повстречали кавказцы, майор пришел в бешенство.
— Муса, какого черта?! — орал он на вора. — Мы же договорились! Зачем ты тут балаган мне устраиваешь?
Муса мрачно сопел в трубку и гордо говорил, что задета его честь. Он не может — даже если бы и очень хотел! — запретить своим людям наказывать наглецов.
Аргументы типа «приперся в чужой город и творишь беспредел» и «ты нас подставляешь» Мусой вообще не рассматривались. В данном случае этика отступала на второй план перед своеобразно, по-восточному, понятой необходимостью. Единственное, что обещал Муса — поехать туда самому и ускорить разборку. С ним, разумеется, отправились Крайнов с Власовым, взяв для этого служебный автомобиль. Остальной народ Мусы следовал за вождем в трех старомодных джипах.
— Не западло тебе на ментовской машине кататься? — спросил его Власов, когда автомобили отъехали от полицейского управления.
— А тебе, майор, с вором в розыске на разборку ехать? — Муса прищурился. — Обидеть хочешь? Зря ты так. Вот полковник сидит себе тихо, все ему понятно и ясно, кто он, с кем и зачем.
Власов прикусил язык. Сейчас Мусу и вправду злить не стоило. Майор поймал пристальный взгляд опытного преступника и даже похолодел.
«Вдруг он догадается, что мы его сами тюкнем после того, как он Пепла определит, — с ужасом подумал майор. — А с него станется! Бывалый черт!»
Но Муса уже отвернулся и сейчас пялился в окно, попыхивая вонючей сигареткой с ментолом.
— Подъезжаем, — объявил водитель.
Власов выглянул в окно и крикнул:
— Черт, тормози!.. Там народу полным-полно. Давай позвоним сначала. Муса, вызовешь своих?
Тот сидел, не шелохнувшись.
— Кончай выдрючиваться и звони, — буркнул полковник. — Сейчас не до понтов, сам видишь.
— Сами наберут, — ответил Муса. — Во время боя не звонят.
— Какого боя? — взвился Власов. — Тут никого уже нет, ежу понятно. Куда их черт понес сейчас, а? Что вообще происходит?
— Не дергайся, майор, — спокойно произнес Муса. — Мужчина, если он, конечно, настоящий джигит, сам все решит, причем правильно.
— А твои люди сплошь джигиты? — не унимался Власов.
— Других не беру, — гордо заявил Муса.
Звонок раздался через минуту.
В парке было по-прежнему безлюдно, зато перед входом собралась огромная толпа. Народ кучковался за узорной решеткой, рядом со стендом с фотографиями лучших людей города. Те любопытные, которые подошли позже, из-за спин везунчиков, стоявших в первых рядах, старались разглядеть, что творится внутри, за оградой. Поскольку действо происходило в самом центре парка, то никому ничего не было видно. Но народ упорно не желал расходиться, несмотря на сотрудников полиции, бубнящих в мегафоны.
Текст, впрочем, был довольно нейтральный. Народ решили не пугать. Стражи порядка знали, что никто не поверит, но пытались внушить населению, что в парке проводятся внеплановые учения местного МЧС. Так распорядился Власов, согласовав формулировку с полковником Крайновым.
Они подъехали сразу к центральному входу и к воротам, ведущим в тихую аллею. По ней только что отступали отряды, потерявшие несколько бойцов, обмениваясь последними выстрелами. Пули уже тратились понапрасну, цели не достигали, но остановиться и тем, и другим было трудно. Если бы не поступил приказ немедленно прекратить огонь и покинуть парк, то затянувшаяся перестрелка еще не скоро завершилась бы.
Спецназу не оставили даже трупов. Бойцы обеих сторон успели унести убитых и раненых, так что о недавней потасовке свидетельствовали только бурые пятна крови на лужайках.
Вскоре стало ясно, что жизни и здоровью людей уже ничто и никто не угрожает. Но народ в парк все равно не пускали, дожидаясь приезда высоких гостей.
Через полчасика сюда прибыла огромная делегация, состоящая из представителей местного истеблишмента во главе с мэром Горбунцом. Анатолий Семенович оборвал все телефоны Крайнова, требуя немедленно навести порядок. Полковник отчитался перед своим руководством о том, что инцидент улажен и будет тщательно расследован, а потом не преминул в отместку мэру нажать на кое-какие кнопочки.
Теперь уже начальство Горбунца велело ему бросить все дела и как можно скорее явиться в парк, чтобы личным примером успокоить население и загасить слухи, захлестнувшие город. Горбунец понял, кто рекомендовал его начальству выступить с подобной инициативой, но деваться было некуда, пришлось ехать.
Мэр слегка отвел душу, отдав срочное распоряжение прекратить всю работу городской администрации. Он захватил с собой едва ли не половину персонала. Чтобы конклав был еще внушительнее, Горбунец привез и депутатов различных уровней, и те не упустили случая лишний раз попиариться.
Теперь по дорожкам парка вышагивали отцы города и даже некоторые матери, с опаской оглядываясь по сторонам. Было не очень понятно, чего они опасались больше. То ли стрелка, не обнаруженного охраной и спрятавшегося под кустом, то ли народа, который поглядывал на них как на диковинное зверье, к которому лучше не приближаться на близкое расстояние. Себе дороже! Тем более что на одну ВИП-персону приходилось полтора сотрудника службы безопасности.
Так что к полудню, времени несостоявшейся стрелки между Пеплом и Крайновым, парк был на редкость многолюден для середины рабочего дня. Мэр решил, что раз уж он здесь, то нужно будет сказать несколько слов. Толпа тотчас же ломанулась к парковой эстраде, обычной «раковине», торчавшей на возвышении, состоявшем из пяти ступенек.
Народ тотчас же аккуратно оттеснили и заняли первые ряды одинаковые на вид дородные парни в темных костюмах. Они нервно вертели головами и реагировали на каждое движение в людской гуще.
Горбунец вышел к микрофону и заговорил так же длинно и путано, как и всегда. Референт успел набросать только главные темы, развивать которые Анатолию Степановичу приходилось самостоятельно, а он этого не умел и не любил.
Слова вылетали из его рта короткими порциями, с трудом складываясь в простые фразы. Общий смысл выступления Анатолия Горбунца был таков — как же хорошо жить в Радлове, когда в городе стабильная обстановка, сознательное население и реально работающая власть.
Мэра в городе недолюбливали. Такое отношение к нему подогревалось кампанией в прессе, инициированной Крайновым. Что бы Горбунец ни говорил, его речь всегда воспринималась в комическом ключе: «О, наш снова что-то вякает, пойдем поржем».
Редкие журналисты держали наперевес диктофоны, а народ щелкал Горбунца на камеры телефонов, высоко поднимая руки и в очередной раз нервируя ребят из службы безопасности. Они автоматически дергались даже от бликов на дисплеях, не говоря уже о руках с какими-то предметами.