Ментовская работа
Шрифт:
— Во дает! — оживился Иван Алексеевич. Он не подозревал, что является объектом разработки, что встреча организована специально, что экспромт Попова придуман Сергеевым, но вложен в уста Валеры по тактическим соображениям. — Я думаю, Сашенька, надо уважить человека! Он ведь редко выпить хочет, не то что ты!
Иван Алексеевич весело захихикал.
— А мне раздолье — бабка уехала к сестре, гуляй — не хочу. И ужин готовить не надо!
— Смотри, как удачно совпало, — удивился Сергеев. Он хорошо знал, что половина Ромова в отъезде, и с учетом
Оживленно беседуя, они прошли по многолюдному Вокзальному спуску. Ненаигранным было оживление только у Ивана Алексеевича, но со стороны этого никто бы не определил. Точно так же никто не мог предположить, что безобидный жизнерадостный старичок, гигант с лицом профессионального боксера и аккуратный подтянутый парень с короткой стрижкой являются первым, третьим и четвертым номерами спецгруппы «Финал». Впрочем, никто и не знал о существовании такой группы. Читая газетную информацию «Приговор приведен в исполнение», граждане, как правило, не конкретизируют набранные мелким шрифтом строчки.
Пельмени, как всегда, были вкусными. Валера с удовольствием пил водку, соглашался с Наполеоном, который бурно одобрял стол и само заведение. Вдруг Ромов нахмурился.
— И все-таки это как-то не правильно…
— Что не правильно, аксакал? — поинтересовался Сергеев. — Что пельмени горячие, а водка холодная? Разве наоборот правильнее?
Сегодня майор не пил, как и обычно.
— Да нет, Сашенька, я ведь не о водке. Вот это все, — Иван Алексеевич обвел рукой уютный, обшитый деревом зальчик. — Это, получается, частная собственность! Значит, что — опять богатые и бедные будут? Правильно ли? Хорошо ли?
— Если сейчас только богатые — тогда плохо, — сказал Попов. — А если сейчас только бедные — тогда хорошо.
— Хватит философию разводить. — Гигант протянул через стол здоровенную руку, словно шлагбаумом перегородил ненужный разговор. — Лучше расскажи, аксакал, как на нейтральной полосе законы выполняли. Да как их контролировали.
— Там закон простой… — легко переключился Ромов. — Прокуроры перед боевым охранением никогда не вылазили. Так что…
— Расскажи про генерала, — подсказал Сергеев. Он знал, что воспоминания размягчают старика. — Валера-то не слышал!
Ромов некоторое время отказывался, но постепенно, умело подталкиваемый третьим номером, начал рассказ, все больше и больше входя в азарт.
— Тогда все было определено точно, не то что сейчас! Где кому место в боевой обстановке? Очень просто: если ты командир взвода — сидишь в своей траншее на самом передке, там твое законное место. Командир роты — можешь до ста метров от первой траншеи отойти, КП оборудовать, блиндаж, но дальше — ни-ни… Комбат до четырехсот метров в глубину может перемещаться, счет опять же от первой траншеи… Ну и дальше: комполка — до километра, комдив — до трех, командарм — до десяти…
Иван
— Вот таким образом!
Оглядев получившийся макет, Ромов удовлетворенно потер ладошки.
— А если кто-то отошел от передка дальше, чем ему положено, — первый номер передвинул спичку на уровень папиросы, — тут его передвижная патрульная группа СМЕРШа — раз!
Ромов подрулил к спичке корочкой хлеба, которую не смогли одолеть пластмассовые зубы.
— Почему здесь, лейтенант? Если по вызову в полк — дело одно, а если никто не вызывал — значит, дезертир! А там трибунала нет и приговоры никто не пишет, по дезертиру — огонь! И не важно, в каких чинах и званиях — вышел за пределы разрешенной полосы — все!
Попову показалось, что мирная корочка хлеба приобрела угрожающий, хищный вид… — И вот, государи мои, — многозначительно округляя рот, продолжал Иван Алексеевич, — двигаюсь я со своей группой в десяти километрах от линии фронта, смотрю — на проселке автобус! Подъезжаем, выскакиваем: «СМЕРШ, приготовить документы!»
Иван Алексеевич расчетливо сделал паузу и эффектно хлопнул ладонью по столу.
— Четыре человека: старенький генерал-комдив, с Красным Знаменем, ординарец, радистка и какой-то офицер. «Почему здесь?» — Ромов тронул папиросную пачку. — «Ваше место в трех километрах от передовой!»
Папиросная пачка перенеслась со своего места на запретный рубеж пепельницы.
— Генерал растерян: «Штаб дивизии ищем, с дороги сбились…» Похоже, что так и есть. Боевой генерал, с орденом, старый… но за пределами разрешенной полосы! Что делать? — вдруг обратился Ромов к внимательно слушающему Валере. Тот пожал плечами:
— Пусть едет к себе в штаб…
— Да-а-а, — неопределенно протянул Ромов. — Оно вроде так, да не совсем! Я-то не один — за спиной три автоматчика. Три свидетеля… А время какое? Завтра у самого спросят: «Почему отпустил?»
— И что вы сделали? — тихо спросил Попов.
Ромов ковырнул вилкой остывшие пельмени.
— Посадил генерала в машину, двух автоматчиков — в автобус и сдал всех в штаб армии!
Для наглядности он сунул папиросную пачку в пепельницу. Пачка не помещалась, и первый номер вогнал ее силой, смяв картонные бока.
— Давай, Валера, выпьем за аксакала! — предложил Сергеев. И хотя все шло по разработанному им сценарию, Попов замешкался и как бы через силу выполнил предложение товарища.
— Иван Алексеевич наш за свою жизнь хлебнул лиха! — посочувствовал Сергеев.
— Всяко было, Сашенька, — вздохнул Ромов. И, помолчав, добавил:
— Как ни тянусь, а скоро мне на покой. Но кому работу делать? Ты вот, Сашенька, сердишься, а тебе бы надо меня сменять…
— Так-то оно так, — сомневаясь, протянул Сергеев. — Да привычки нету…