Ментовские оборотни
Шрифт:
– Чем занимаешься по жизни? – спросил инспектор.
– Вообще, в Душанбе я преподавал русский язык и литературу. А здесь я не по профилю, конечно, и очень переживаю, потому что русский язык – это язык Толстого, Достоевского, Чехова…
– И Чебурашки, – сказал инспектор равнодушно. – Так чем ты все-таки занимаешься? Я не понял.
– Я здесь на временной работе. На строительной. Квалифицированный труд. Кирпич. Бетон. Арматура всякая опять же.
– Понятно. В общем, наркотиками
Сразу же с Буботоджоном Худойбердыевым что-то сделалось, и Гуликов вдруг заподозрил, что инспектор, быть может, не так уж и далек от истины, как показалось Гуликову сначала.
– Давай! – сказал требовательно инспектор и протянул руку.
– Чего? – упавшим голосом спросил таджик.
– «Чего-чего»! – передразнил инспектор. – Я насквозь тебя вижу, наркокурьер в тюбетейке. Дозу волочешь? За заработком гонишься? Давай сюда, я тебе сказал, нам для работы нужно!
Таджик действительно отыскал в складках своей изношенной одежды дозу и стыдливо протянул ее инспектору.
– Свободен! – великодушно объявил инспектор.
Благодарный таджик пытался на радостях поцеловать инспектору руку, но тот смог увернуться, тогда таджик изловчился и поцеловал инспекторский полосатый жезл, после чего развернулся и помчался прочь, имея вид совершенно счастливый.
– Вот! – сказал инспектор, продемонстрировав Гуликову наркотик. – Считай, что деньги у тебя в кармане!
– Не надо! – ужаснулся Платон Порфирьевич, который, вообще-то, никогда не был человеком жестокосердечным, и уж во всяком случае не был готов разбогатеть такой ценой.
– Надо! – сказал инспектор твердо. – Ты посуди, мужик, как жизнь устроена несправедливо. Ты ездишь на «Запорожце», и цена ему…
Инспектор посмотрел на Гуликова в ожидании подсказки.
– За пятьдесят долларов я его по случаю купил, – ответил Гуликов и застеснялся.
– Вот! – в сердцах сказал инспектор. – Пятьдесят долларов машина, и еще в заначке у тебя сто. В сумме получается всех сокровищ у тебя при себе – сто пятьдесят баксов. Правильно?
– Получается, что так, – приуныл автолюбитель Гуликов.
– А у него вот, – махнул инспектор жезлом в сторону иномарки, – одна только покрышка стоит те же сто пятьдесят! Не колесо целиком, а одна только покрышка! – все больше возбуждался инспектор, и было заметно, как он ожесточается. – Где справедливость, а? Мне за людей обидно, понимаешь? Такая нищета кругом, а он, гад, едет при таких деньгах!
Инспектор яростно махнул жезлом, давая команду иномарке остановиться.
Попади кто-нибудь по неосторожности в этот миг под жезл, дело могло закончиться серьезной травмой или другим каким несчастьем. Иномарка остановилась. Инспектор успел быстрым движением сунуть упаковку с наркотиком в руки растерявшемуся Гуликову и шепнуть:
– Я пока буржуя отвлеку, а ты бросай ему в салон наркоту!
И он уже поворачивался к машине, чтобы разобраться с владельцем иномарки. Тонированное стекло в двери приопустилось. Гуликов изумился, обнаружив за рулем дорогого авто своего недавнего знакомого. Это был тот самый хмырь в очочках, страховой агент, с которым Платон Порфирьевич объяснялся каких-нибудь полчаса тому назад и который теперь спешил, по-видимому, по каким-то своим страховым неотложным делам.
– Ваши документики, пожалуйста! – потребовал инспектор, отвлекая на себя внимание водителя иномарки.
А капитан уже подталкивал Гуликова в спину, побуждая его действовать активнее.
– Я не хочу, – заупрямился Платон Порфирьевич. – Я не буду. Он, конечно, гад и вымогатель, но я так не хочу.
– Ты его знаешь? – тут же догадался капитан.
– Общались с ним недавно, – неохотно признал Гуликов.
Капитан посмотрел внимательно на Платона Порфирьевича и с ходу определил:
– Общение сердечным не было. Не сложилось.
Гуликов кивнул, подтверждая.
– Тем более! – горячо зашептал капитан. – Так ему и надо, паразиту! Давай кидай ему наркоту!
– Не хочу! – упрямился Гуликов.
– Да ты что! – увещевал его служивый. – Деньги срубишь по-быстрому! Жене сережки купишь! Детям – «сникерс»!
Платон Порфирьевич судорожно вздохнул и отвернулся.
– Эх! – сказал в сердцах капитан. – Добрый ты человек!
Снял фуражку и промокнул взмокший лоб платочком.
– Ладно! – принял он решение. – Сами все сделаем, как надо! А ты стой молча и только кивай, когда потребуется!
И не успел еще Гуликов что-либо ответить и даже не сообразил, что здесь к чему, как капитан уже переместился к иномарке и сказал водителю с той суровостью в голосе, которая обычно демонстрирует неотвратимость грядущего наказания:
– А вам известно, уважаемый, что полагается за оставление места ДТП?
– А что такое? – не испытал страха страховой агент, который и не в таких переделках бывал, похоже.
– А то такое, – сказал ему с нажимом капитан. – Вы пять минут назад путем наезда повредили транспортное средство…
Он вдруг сделал плавное движение, описывая воображаемую дугу полосатым жезлом, и в итоге жезл уперся во вмятину на боку «Запорожца» – в ту самую вмятину, которую четверть часа назад сделал сам Платон Порфирьевич Гуликов, ударив по своей машине ногой. Не иначе будучи при этом под гипнозом.