Менуэт святого Витта. Властелин пустоты
Шрифт:
– Помню. Она за месяц выросла во взрослую, и у нее был громадный аппетит. Но тогда у нас было лучше с едой. Никто не понимал, что с ней происходит, она и сама не понимала. Ты мне потом сказала, что ее организм просто не выдержал.
– Да. Может быть, теперь я смогла бы ей помочь. Но все равно она умерла бы через две-три недели. Как все взрослые. Будь она постарше, она умерла бы одновременно со всеми. Ей ведь было уже двенадцать – совсем девушка.
– Мне тринадцать с половиной…
– Глупый, – сказала Маргарет. – Девочки же раньше развиваются, ты этого не знал?
– А тебе двенадцать, – сказал Стефан.
– Даже двенадцать и четыре месяца. Мне просто повезло: видишь ли, начало перестройки организма зависит прежде всего от самого организма. Тут уж у кого как. Ронде вот тоже повезло. И тебе.
– И Питеру.
– И Питеру, – согласилась Маргарет. – Кстати, о нем. Ты не думаешь, что за нами сейчас наблюдают?
Вряд ли сейчас, подумал Стефан. Позже – да. С этим всегда приходится считаться. Но сейчас все они внизу и им не до того: Уве объясняет, почему у него сорвалось с «махером», остальные изощряются в унылом остроумии по его адресу, Дэйв бесится, а неторопливый умный Людвиг, мозговой центр этой шатии, молчит и раскладывает все по полочкам. В следующий раз они изберут иную тактику. Рано или поздно они доберутся до цели.
– Мне бы не хотелось, – сказал он вслух.
– Мне бы тоже, – отозвалась Маргарет. – Между прочим, нас могут не только слышать, но и видеть. Вчера Донна искала в барахолке запасной «глаз» и, кажется, нашла. А она хороший инженер.
– А ты хороший врач, – улыбнулся Стефан. – Правда, я не шучу, ты очень хороший врач. И хороший товарищ.
– Спасибо… – сказала Маргарет. Ей было приятно, и она не пыталась это скрыть.
– Донна не станет им помогать, – сказал Стефан. – Кто угодно, только не Донна.
– Почему? Кажется, она тебя не слишком любит.
– Она и Питера не любит. Точнее, она боится прихода его власти. Ей будет трудно выжить, она слабенькая.
– А Уве?
– Уве – другое дело. В прошлом году Питер брал его к восточным болотам. Но до сегодняшнего случая я считал его нейтральным. А он, оказывается, ждал момента… – Стефан с усилием сглотнул и облизнул губы. – Понимаешь, Анджей отказался идти, а Уве пошел. Да еще, наверно, с радостью.
– Я тебя предупреждала, – сказала Маргарет. – Давно надо было прикрыть эти экспедиции: Питер всякий раз имеет полную возможность обрабатывать людей поодиночке. Ты заметил, кого он тащит с собой? Сторонников? Как бы не так. Колеблющихся!
– Тебя он тоже звал? – хмуро спросил Стефан.
– Нет, конечно. Я же не колеблюсь, ты знаешь. Колеблются другие, особенно малыши, хотя им-то при власти Питера ничего светить не будет. Но видишь ли, у него есть интересные идеи.
– А у меня?
Маргарет рассмеялась:
– Твои идеи уже реализованы, в том-то вся беда. Получилось надежно, безопасно и скучно, ты уж извини. Да ведь ты, наверно, сам это понимаешь. Надежно и скучно. Плавно… как менуэт. И ты сидишь у всех в печенках, и никто не знает ответа на вопрос, зачем живет и кому нужна такая жизнь…
– Замолчи! – сказал Стефан.
– Вот видишь, ты уже сердишься, – покачала головой Маргарет. – Всегда ты такой. Отталкиваешь от себя людей, а Питер обращает их в свою веру… А ты знаешь, почему я за тебя? Думаешь, потому, что на твоей стороне логика? Ха! Да просто потому, что при Питере никто не задаст себе вопроса, зачем живет. Каждый будет просто пытаться выжить. И кое у кого это не получится… Я вот о чем подумала: если Питер и в этот раз вернется… В твоем «махере» еще есть заряды?
– Конечно. Ты сомневалась?
– Я? Нет. А сколько осталось? Один?
– Мне хватит, – сказал Стефан.
– Значит, один… – сказала Маргарет. – Что ж, это уже хорошо. Я боялась, что не осталось ни одного.
– А если осталось десять?
Маргарет фыркнула:
– Все знают, что нет там десяти. Считали много раз. Только счет получился разный. Максимум – два заряда. Минимум – ноль.
– Не ноль, – сказал Стефан. – Уж будь уверена.
Маргарет внимательно посмотрела на него.
– Я пойду. А то Абби кричит.
– Счастливо.
Она нарочно замешкалась, дожидаясь, пока он уйдет. Перед поворотом коридора Стефан, улыбнувшись, махнул ей рукой и исчез, только удаляющиеся шаги гулко бухали по всему кораблю – Маргарет догадывалась, что Стефан пытается подражать походке отца. Что ж, для этого есть основания: он – сын капитана. И он капитан. Капитан корабля, который разучился летать. Который никогда не взлетит. Пока еще капитан…
Вентиляционная отдушина располагалась недалеко от пола: вентиляция в коридорах корабля всегда была приточная, в каютах – вытяжная, с отдушинами под потолком. Положив на пол лекарство для Абигайль, Маргарет опустилась на колени и просунула пальцы сквозь решетку. Микрофон по-прежнему был на месте, а вот «глаза» не было – то ли его еще не успели установить, то ли он был нужнее в другом месте. Ладно и так… Вряд ли кто-нибудь сейчас слушал, но наверняка любой разговор в коридоре где-то записывается, а значит, рано или поздно обязательно будет прослушан со всем вниманием. Стефан не подвел – умница. Видимо, насторожился, что-то почуял, но не подал виду. Насчет бластера немножко переиграл, но все-таки сказал почти так, как надо. Пусть задумаются. Что ж, сегодня и она, Маргарет, сказала им почти все, что хотела сказать. Сомнительно, чтобы это на них как-то повлияло, даже на колеблющихся, но сказать было нужно, тем более что подслушанный разговор – Маргарет чуть не рассмеялась – во много раз эффективнее надоевшей проповеди…
Она чувствовала удовлетворение.
4
Ходовая рубка помещалась внизу верхней трети корпуса корабля. После того как корабль лишился носовой части, она стала немножко ближе к небу, но внутри оставалась такой же, как при Бруно Лоренце, – просторным строгим помещением с панорамными экранами по закругленным стенам, с экраном-потолком, с большим сдвижным люком в полу, открывающим доступ к верхнему кожуху корабельного мозга, с шестью креслами и двумя пультами маршевого управления, один из которых был спящим, резервным, а на втором вахтенной смене иной раз приходилось играть в четыре руки, с маленьким пультом туннельного управления, ныне навсегда погасшим. Какая-то часть корабельного мозга еще действовала, кое-где светились индикаторы систем жизнеобеспечения, и мигала надпись, сообщающая о работе синтезатора пищи, но все это было лишь малой каплей, долей процента от доли процента того, что корабль должен был уметь делать и что он когда-то умел.
В углу, поджав под себя лапки, жалким комком скорчился ремонтный робот-червь. Стефан легонько пнул его ногой. Ему показалось, что червь слабо шевельнулся в ответ, но, конечно, только показалось. Червь был мертв, он только притворялся живым, он выглядел как новенький: сизые сегменты его туловища за много лет не съела никакая коррозия. Когда-то роботов-червей было несколько десятков, они неутомимо ползали по коммуникационным шахтам и лазам, куда не было доступа человеку; после посадки на планету они еще долгие годы выдавали тревожные сообщения, диагностируя начало разрушения той или иной системы корабля, они неумолчно шуршали по лазам, пытаясь что-то отрегулировать и что-то исправить, а потом начали замолкать один за другим. Никто не видел, как этот, последний, приполз в ходовую рубку и здесь умер. Или заснул? Во всяком случае, многочисленные попытки Уве и Донны вновь задействовать его не привели к желаемому результату.