Меня нашли в воронке
Шрифт:
– А Косте говорили?
– спросила Рита.
– Еж! Хватит жрать! Молодому оставь… Нет, ему не говорили. Незачем. Да и не в себе он, друзей-то убили, вишь как получилось. Себя винит, сейчас. Кабы фрица того не убили, глядишь и не приехали бы каратели. И обошлось бы все по-другому. Сглупили по молодости. Так что, умом повредится точно, ежели мы ему вашу историю расскажем. Маргарита когда мне рассказала, так я тоже было подумал про помутнение рассудка. Не то у нее, не то у меня. А потом молитву прочитал - ан нет. Все в порядке. Не
– Ну а потом за тобой пошли! Дед специально про меня не говорил, чтобы ты не дергалась раньше времени.
Дед остановился. Подумал чего-то, потом достал ложку и треснул Ежа по лбу:
– Не перебивай старшего!
– А потом продолжил.
– И вот надо было случиться, что фрицы приехали за полчаса до того, как мы за тобой пришли. Сидим значит в перелеске, смотрю, доктор наш задами бежит. Через забор полез, а забор возьми да подломись. Только очки в разные стороны. Подползает - а под глазом фонарь светит на всю округу!
– Бывает!
– развел руками Валера и улыбнулся. Правда, одной половиной лица.
– Пошли мы посмотреть, что да как. У меня в мешке простынь нарвата была. Вместо бинтов. Ну, я руку-то обмотал. Поди за своего примут. Обождали, пока там немцы людей распустят и ходу.
– Дедуль, а чего повязка-то красным запачкана была?
– А покойница моя, старуха, чернила красные на нее пролила. Ох, я ей задал тогда… - В глазах деда мелькала лукавинка.
– Старуха… Сорок четыре ей всего было, когда умерла она у тебя. Помню.
– Улыбнулся Валера.
– Кирьян Васильевич, а вам сколько?
– спросил Еж, помалкивавший до этого после удара ложкой.
– Пятьдесят четыре.
– Почесал дед голый подбородок.
– Совсем старик…
– А музыке блатной, где научились? Очень натуральное исполнение.
– Подал голос доктор.
– Говорю же старый совсем. Пожил много. Пришлось и отдохнуть на киче с музыкантами. Там и наблатыкался. Урка сразу поймет, конечно, а вот фраерам, типа вас, за керю проканаю, - ухмыльнулся дед.
– Да мы услышали, как кто-то чужой в боксе твоем разговаривает. Так и сыграли на ходу пьеску. Хотели сразу забрать. Но эта падаль там оказалась.
Дед поморщился:
– Ты как там с ней справилась-то, родненькая?
Теперь поморщилась и Рита:
– Валере спасибо, за пистолет. Маленький, а бьет хорошо.
– Собаке, как говорится…
– Кстати, а вы чего меня сразу не забрали?
– Ну, конечно. Кругом полицаи бегали, немцы. А тут доктор в лес бежит и девицу с собой тащит. А у девицы, от смущения видимо, лицо ярче помидора.
– Хорошо, Рит, я тебя ночью увидел. Иначе заикаться бы начал.
– Лучше бы ты Ёж, заикался. Молчал бы чаще, - огрызнулась Рита.
– Да ладно, зато стреляла метко. Наверное.
Рита показала Ёжу язык.
– Кстати, с чего ты взяла, что я немец-то?
– Мы тогда с хутора Кирьяна Васильевича ноги уносили. В яму какую-то залезли…
– Тайница у меня там вырыта. Еще до войны сделал. Как приехали сюда, так сделал. Большевики они больно жадные, думал, мало ли кулачить опять начнут. Или еще чего. А вот сгодилось от немцев схорониться, - добавил дед.
– Сидим, поглядываем в щелочку под крышкой…
– Какой крышкой?
– не понял Ёж.
– Потом покажу, - ответил дед.
– Ты Риту-то слушай…
– Немец идет - ну вылитый ты. Лицо один в один, фигура, даже повадки. И все ближе, к яме-то ближе. Думаю, сейчас наступит. Но тут из леса ему закричали. Фамилия такая смешная - Иггельман. Ёж - может это твой дедушка? Ну, типа в плен попал, и того… Дедушкой стал?
Еж возмутился было, но тут Кирьян Василич закряхтел и сказал:
– Смешно как получается… Ман по ихнему- человек, а Иггель - еж… Ежов, значится… Смешно… А я тогда и внимания не обратил!
Валера засмеялся:
– И впрямь, родственник. Наверно и зовут также - Андреас. Отныне будем называть тебя Андреас фон Иггельман!
– Сам ты… Вольфганг Вольдемарович Моцартов.
– Кстати, Вы с немчиком тем, контуженным чего сделали?
– перебила их перепалку Маргарита.
– Да к кровати привязали в доме, где у них лежбище было. Не с собой же тащить. Фрицы придут - заберут.
Дед умолчал, что он пристроил между ног немца эфку, а через ее кольцо протянул веревочку, закрепленную на дверной ручке. Двери-то у нас - наружу открываются. Сей хитрый ход подсказал ему, как ни забавно, Андрей.
– Ладно, Ёж, сбегай за Костей. Пусть поест - задание ему дадим потом. Боевое. Сходит до села, посмотрит - чего там и как, - сказал Кирьян Василич.
– Может мне лучше?
– сказал Валера.
– Куда ты со своей ногой-то? Ежели бежать придется?
– Ранили?
– сочувственно спросила Рита.
– Нее… Я еще в институте учился. В футбол играли. А я голкипером был. Помню удар в рамку по низу. Я бросился и почему-то ногами вперед. Надо бы руками, а я - нет. И лечу. Время медленным таким стало, я только мяч и вижу. И еще вижу как слева их центрфорвард ногой вперед, а справа наш хавбек. И тоже ногой. Я первым успел - мяч выбил, и тут они мне бутсами оба в берцовую - каааак врезали! Попали в ногу, а искры из глаз. Странно. Сначала не понял - достоял в воротах. А после свистка упал и встать не могу.
– Выиграли?
– спросил собирающийся Еж.
– Ничья. Два-два. Мы курс на курс играли. Чемпионат факультета. Вот с тех пор и хромаю. В армию даже не взяли. Одно не понимаю - как играл пятнадцать минут? Потом оказалось, что сложный перелом со смещением, - погладил ногу доктор Валера.
– Сила духа.
– Вздохнул дед Кирьян.
– Помню на гражданской мы Ростов брали. Нас тысяча, а их полный город…
– Интервенты?
– остановился Ёж уже уходивший в лес.
– Боец Ежов!
– Рявкнул Богатырев.
– Кррррыыгом! Бегооооом… Марш!