Меня не изгнать I

Котовский Б.

— А, во-вторых, — перебил я ее, — я даже не знаю ваших местных традиций, обычаев и прочего-прочего. Предлагаешь мне назвать себя каким-нибудь Джефом?

— Джеф? Не, не советую, звучит, как вялая эякуляция. Словно пыхтишь-пыхтишь, а затем — Джефь. Чувствуешь?

Я отрицательно покачал головой.

— В общем, мой тебе совет: смирись. Как бы тебе это не нравилось, тут к тебе будут обращаться Вильгельм, не иначе. А к тому времени, как ты отсюда и, если выберешься… думаю, и сам позабудешь как тебя на том

свете звали.

Будь я сюда телепортирован, то, пожалуй, и пробовал бы искать выход к себе домой, а здесь… я умер. Мне там некуда возвращаться. Благо, что хоть за котом кому есть присмотреть. Прощай, Пушок, мне будет тебя не хватать. Я отдал «честь» и пустил скупую мужскую слезу внутри себя, хотя сам продолжал идти рядом с Мией.

— Ладно, — не унимался я. — Допустим. Я не имею права идти домой.

— Имеешь. Просто я объяснила тебе перспективу дальнейшей жизни.

— Ладно! Почему я не могу жить у тебя? Ну, там, не знаю, обучаться искусству некромантии? По дому следить там, дрова колоть, я не знаю. Добра-то у тебя все равно навалом, ну.

— Нахлебничать удумал? Мне иждивенцы не нужны. И, в конце концов, включи голову, ты в теле моего возлюбленного. Но ты — не он! Да, я некромант, блаблабла, но все эти домыслы о том, что у нас нет чувств и мы мертвы внутри — полная ерунда и не более. Нет, конеееечно, когда я стану личом после смерти, то там уж да, сухой анализ и ни капли эмоций. А сейчас, извините.

Мы вышли на тракт, ведущий к городу. Глиняная дорога, которая только недавно высохла от прошедших дождей. Огромные колеи, оставленные от колес, глубокими бороздами пролегли по ширине. Сейчас же, новым караванам приходилось ехать, немного сместившись в сторону, чтобы не разбивать себе оси об эти траншеи.

Звездное небо было чистым. Я поднял голову и потянул воздух носом. Да уж, куда чище, чем у нас. Будь я в городе, то, скорее всего, закашлялся бы из-за газовых выхлопов или от количества смога рядом стоящего завода, пашущего в три смены.

— Да и к тому же, этот мир… хорош, — она улыбнулась этой фразе. Он интересен. Твой мир, если я правильно успела уловить его суть, сплошная наука, глубокая индустриализация. Никакой свободы выбора, ты либо пашешь на барина, либо умираешь с голоду. Никакой магии. Никаких приключений.

— Ну, — перебил я ее, — было время.

— Но оно давно позади, — перебила она мое перебивание. — Я права?

— С точки зрения истории — да. Я родился слишком поздно для каких-либо путешествий по миру. Для открытия Америки, для покорения северных регионов или для великих битв. В них бы я, наверное, умер бы в первые три минуты битвы, но не суть. И слишком рано родился для того, чтоб покорить космос. Юрка Гагарин вон слетал и все, космическая программа кончилась, не успев начаться. Сейчас там, правда, ученые гоняют каких-то дронов, луноходы пускают всякие, камушки с луны собирают.

— С какой из лун? — спросила меня Мия.

— Прости? — не понял я ее вопроса, и она тут же указала на небо. Я проследил за ее пальцем. Три огромных шара, словно елочные игрушки, висели в небе. Три сестры. Белая, с желтоватым оттенком и с оранжевым.

— Вы нахрена в небе сыр повесили? — спросил я в шутку.

На лице Мии не отразилось ничего. Совсем. В воздухе висела ночная тишина, только где-то вдали пели цикады и ухал филин.

— Смешно, — наконец сказала она, смягчившись. — Нет, правда. Вышло оригинально.

Мы вновь зашагали по дороге.

— У нас одна луна, — продолжил я свой рассказ. — И, собственно, вот так. А про магию я знаю.

— Да? — удивилась она. — Откуда?

— Хех, из книжек. Я любил в детстве много читать.

— У вас книги — это что, не роскошь для богатых?

— Не-а. Я жил в то время, когда книги стали массовым явлением. И на бумагу выкладывают не только важную информацию а и… всякий бред. Есть массовая литература, в которой писатель фантазирует, выдумывает свой мир, пишет свои правила и рассказывает длинную историю.

— Как скальды или барды? — уточнила она.

— Именно. Только на бумаге. И на чтение такой истории иногда уходит от одного целого дня, до нескольких недель. А потом, повзрослев, я пересел с книжек на игры. Это, как бы тебе объяснить, детище как раз таки науки. Вот, например, у вас есть живописцы?

— Да, — отозвалась Мия.

— Вот представь, что он нарисовал картину, а она шевелится! На полотне. И ты смотришь на нее, а на ней эта картинка плавно меняется, происходит всякое действо, и ты можешь на него влиять.

— Чародейство какое-то, — слегка презренно фыркнула она.

— Наука! Так вот я это к тому, что люди моего времени, не знаю, может это какая-то связь или еще чего, но выдумали магию. То есть, вот, хочешь попробую назвать какое-нибудь заклинание, которое у вас точно есть?

— Попробуй, — сказала она скептично.

— Волшебники, маги же и чародеи у вас есть?

— Допустим.

— Огненный шар!

— Ну, это слишком просто.

— Да? А откуда бы я о нем знал, если бы не ведал раньше? М?

— Еще давай.

— Ну, не знаю. Искусство маскировки у всяких там воров? Когда они буквально сливаются с пространством и просто так их не заметишь. Или, например, святое сияние у паладинов? Или, — я откашлялся и попытался протянуть фразочку красивым мелодичным голосом, используя свои три несчастных поинта в вокал. — ИиииИиИскууусствоооОоОо очароваааАаАнияЯяЯя.

На мой вкус, вышло вполне неплохо, хотя слегка сфальшивил. Мия тоже это услышала и скривилась на моменте, когда голос дрогнул.