Меня зовут Нур Ахмат
Шрифт:
— Чего ты и твой Джуманияз везде лезете? Вам что, больше всех нужно? Хочешь без головы остаться? Отец допрыгался — и ты туда же? «Мусульманин» — это значит «покорный». А за непокорность знаешь что бывает?..
У Нур Ахмата был закон — первым не бить. Он выставил кулаки, с ненавистью смотрел на толстяка снизу вверх и ждал.
— Так и быть, — пищал Нури, — скажу вам страшную тайну!.. Только поклянитесь — никому!..
Он говорил о тайне, а сам кричал так, что, наверное, было слышно на соседнем базаре.
— …Муку привезли не настоящую. Я в чайхане слышал! Мука из перемолотых свиных костей! Это же грех! Аллах покарает всех, кто дотронется до такой муки.
Как ни старался Нур Ахмат сдержать дрожь где-то у сердца — не мог. Приближаясь к Нури, он пригнул голову:
— Хлеб… Да за этот хлеб…
А Нури не унимался:
— Они взяли, кости перемололи — нате, ешьте, правоверные!
Нур Ахмат поймал Нури за штанину и так дёрнул на себя, что вместе с толстяком рухнула вниз вся груда кирпича.
Сцепившись, они катались между весенних луж. Нури зубами рвал плечи ветхого халата Нур Ахмата, пухлыми пальцами тянулся к глазам и шипел:
— Голодранец… Всех вас — по горлу…
А Нур Ахмат костлявыми кулаками бил в бритую голову, откормленную рожу… Мальчишки, растаскивая их, вывалялись в грязи. Но он бил, пока Нури не разжал руки и не завизжал как резаный: «Убивают! Спасите!»
Покачиваясь, шёл Нур Ахмат домой. Обида и злость мучила сильнее, чем разбитые губы и раскалывавший голову жар.
Знал ли сын мясника, что болтает? Ну, подумаешь, поделился с друзьями тем, что услышал на базаре или от соседей. А может, толстяк Нури и сам придумал, что купленный в Советском Союзе хлеб из перемолотых свиных костей?
Только потом оказалось, что придумали это далеко от Кабула.
Ты удивишься, читатель; неужели такую чепуху и сплетню может кто-то придумать специально? И сплетни, и слухи, анекдоты и разные провокационные выдумки — всё используют контрреволюционеры. Все средства хороши, лишь бы они помогли свергнуть революционную власть.
Главари душманов — богачи и феодалы — вооружают своих бандитов не только крупнокалиберными пулемётами, безоткатными орудиями, минами, дальнобойными винтовками. Есть у них и не менее страшное оружие — ложь.
У людей, исповедующих мусульманскую религию, есть свои традиции. И одна из них — не употреблять в пищу свиного мяса. В мусульманских странах, как правило, свинину не едят, как у нас не едят мясо кошки или собаки. Эта традиция к тому же освящена религиозными законами. Поэтому многие верующие люди на Востоке свинину или даже просто изображение свиньи могут воспринять как оскорбление. На это и рассчитывали душманские провокаторы и их иностранные «советники», когда через своих агентов распространяли слухи о хлебе из перемолотых свиных костей. Для чего? Чтобы оклеветать политику афганского правительства, посеять в людях страх, недоверие к власти.
Но верно говорит восточная мудрость: кто дует на огонь, тот обожжёт себе бороду. Пламенное слово правды не погасить никому!
СЛЕД ОТЦА
Слухи об отравленном хлебе ползли узкими улочками, подобно скорпионам. Они проникали в дома водоноши и дуканщика, чеканщика и сапожника, жалили сидящх в чайхане старцев. Слухи обрастали подробностями, вселяя в сердца забитых, неграмотных людей страх.
Две женщины, чьи лица были скрыты паранджой, пугливо озираясь, шептались:
— Съешь кусок этого хлеба, и гнев аллаха превратит в прах твоих детей.
— А твой дом, говорят, с той поры люди будут обходить, словно в нём поселилась чума.
Увидев Нур Ахмата, женщины мелкими шагами торопливо разошлись.
Утром мальчик надел свой разорванный халат, затянул его потуже и вышел во двор.
Только сейчас, застыв от неожиданности, он разглядел следы отцовских сапог на до-рожке, когда-то раскисшей от дождя. Отец уезжал за хлебом… Солнце высушило глину, следы затвердели, горный ветер выдул из них соринки. Нур Ахмат поставил ногу в отцовский большой след…
Он шёл на пустырь, где колыхалась толпа, где был хлеб, спасённый его отцом, — настоящим партийцем, революционером.
Стоя на подножке машины, Джуманияз кричал, сложив руки рупором:
— Вы такие же бедняки, как и я! Почему же вы не верите мне, а верите слухам богатеев, врагов нашей революции? Как старший брат младшему, протянули нам руку помощи советский рабочий и дехканин.
Джуманияз спрыгнул с машины, с силой дёрнул борт кузова.
— Смотрите! Хлеб… Мы только сейчас поднимаемся с колен. Мы в начале пути к счастливой жизни. А нас с вами хотят запугать.
Задохнувшись, Джуманияз рванул воротник форменной рубашки и устало прислонился к машине.
Десять шагов было между ним и напуганной врагами тёмной толпой, Десять шагов, Джуманиязу они казались стеной, которую веками воздвигали феодалы между людьми и хлебом, между его народом и светом.
В кузове грузовика в ящиках лежали румяные, испечённые в тандорах [6] лепёшки. Нур Ахмат пробрался сквозь толпу, встал напротив Джуманияза, Он понял, что происходит. Люди, запуганные контрреволюционерами, боялись брать хлеб. Мальчик тогда ещё не знал, что это была провокация, организованная американскими советниками и душманами.
6
Тандор — глиняная печь.
Окружённый малолетними детьми рядом с Нур Ахматом стоял водоноша Али. Сквозь дыры ветхого рубища выступала костлявая грудь. Босой хазареец [7] жадно вдыхал хлебный дух, робко оглядывался. Девочку с большими чёрными глазами держал за руку отец, жестянщик. Она плакала и тянулась к хлебу.
— Саид! Да, ты, Саид! — уже не кричал, а хрипел Джуманияз, обращаясь к жестянщику. — У тебя пятеро детей! Сколько дней они недоедают? Враги революции говорят, что в этом виновата новая власть. Потом они скажут: на, Саид, ружьё и стреляй в новую власть, она убила твоего сына. Вот твой хлеб, бери!
7
Хазарейцы — одна из народностей Афганистана.
Жестянщик крутил головой, выл, как от боли, и с безотчётной силой сжимал руку вырывающейся дочери.
К тому, что произошло потом, Нур Ахмат был готов, Его словно кто-то подтолкнул в спину, и он верил, что это был отец. Нур Ахмат пошёл вперёд.
До машины — десять шагов.
Нур Ахмат шёл, а ему казалось: он рядом с отцом в горящей кабине.
Ещё шаг… Встав рядом с Джуманиязом, Нур Ахмат резко повернулся к толпе. Прямо, не мигая, уставились ему в лицо два бесцветных змеиных глаза под синим тюрбаном. Незнакомец с ненавистью раздувал ноздри, его руки были спрятаны в складках широкой одежды. Рядом с ним, как обмылок, крутился Нури. Нур Ахмат почувствовал недоброе и заторопился.