Меня зовут Ворн
Шрифт:
Нушик присел напротив, обтирая куском ткани лицо и шею.
– На разведку они пошли, – произнес он это очень тихо, так, чтобы услышал лишь мальчик. – Куда, сказать не могу. Когда вернутся – не знаю. Что у тебя случилось, Калин, может, все же расскажешь? – Нушик с сочувствием и пониманием во взгляде смотрел на понурого парня.
И Калин рассказал…
– М-да, брат, дела однако…
Они сидели у затухающего костра. Давно поужинав, сейчас держали в руках по кружке с чаем.
– Знаешь, малый, ты лучше забудь о том обещании, не вернуть их уже. Если живы, то значит, в прислужницах где-то трудятся. Да ты не переживай так, ишь нос повесил, – попытался он подбодрить печального мальчишку. – Ничего в столице жизнь, нормальная, главное привыкнуть, влиться, так сказать. Император наш славится своей любовью к близняшкам. Ходят слухи, что для него специально их выискивают, даже
Калин молча кивнул, не отрывая глаз от тлеющего брикета.
– Потом выпускники эти при Императоре служат, в личной гвардии, а вот куда деваются ученики второго корпуса, никому не известно. Они словно в воздухе растворяются, но то, что второй корпус существует, это точно знаю.
– А девочек, ты говоришь, пристраивают. Как это? Куда? – поднял Калин покрасневшие глаза на товарища.
– Замуж выдают, как еще. И чем ближе девочки были к Императору, тем удачливей и богаче ей мужа подбирают. Высокородные граждане почитают за честь получить от Светлейшего личную вещь, а наложницу так и подавно. Родословная этих девушек уже не важна, будь она в прошлом крестьянской дочкой, или кровей знатных, после Императора они все едино высоки.
Щеки Калина покраснели, ноздри расширились от участившегося дыхания, краска с лица спала, и вот уже на Нушика смотрит не мальчик, а хищный зверь, алчущий крови. Руки его сжали кружку до хруста, а по подбородку побежала тоненькая красная струйка от прокушенных губ.
– Как это «ближе»? – прохрипел он севшим, совершенно чужим голосом. – Это ты о чем сейчас?
– Калин, ну ты же сам должен понимать, что императору не отказывают в пожеланиях даже дочери и жены благородных мира сего, а служанки или наложницы…
– Нет… Нет! – замотал он головой. – Не говори так! Ты все врешь! Это не правда!
Калин вновь побагровел, засопел еще больше и резко поднялся, сверля Нушика яростным взглядом, швырнул несчастную посудину в сторону. Пнув изо всех сил стопку брикетов, перешагнул через них, спотыкаясь, и быстрым шагом, а потом и вовсе перейдя на бег, кинулся прочь, не разбирая пути. Ком, подкативший к горлу, душил, не давал сглотнуть, хотелось выть, орать и кого-нибудь убить. Да, убить, прямо голыми руками, разрывая грудь, и он знал точно, чья это грудь, да. Подступившие было слезы тут же высохли, словно их и не было, Калин четко представил себе, как он вынимает сердце Императора и скармливает его десятнику Краму, этому утырку, выплевышу Имперскому, который разрушил его семью. А потом он распорет ему брюхо и заставит жрать собственные кишки и дерьмо. Эти мысли так захлестнули мальчика, что он не заметил, как оказался в кромешной темноте.
– Черт, – буркнул тихонько Калин, и эхо гулко унеслось вдаль.
Глава 5
Как определять дальность стен-препятствий по звуку, мальчик знал чисто теоретически, из телепередачи про летучих мышей. Сев на корточки, он принялся шарить руками по полу в поисках двух камешков. Камней не нашел, только руки перепачкал, и пока крутился вправо-влево, в итоге запутался вообще, с какой стороны пришел. Сколько ни напрягал глаза, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, все зря. Жуть, кошмарная, до самых внутренностей пробрала все тело, обдав спину льдом. Накал ярости сошел на нет. Стало страшно.
«Не паниковать, – мысленно пытался он успокоить сам себя, – все будет хорошо, я найду дорогу. Найду обязательно и сделаю то, о чем только что думал, обязательно сделаю, живы они или нет, но я доберусь до вас, с-суки!»
Глубоко вдохнув и выдохнув пару раз, выставив вперед руки, осторожно прощупывая носком ботинка почву впереди себя, Калин двинулся с места в неизвестном направлении. Пахло сыростью и нечистотами, дул еле уловимый сквозняк.
Поймав направление воздуха, Калин все таким же «слепым» способом пошел уже уверенней.
«Раз есть движение воздушных масс, значит и выход где-то там», – думал он, уже спокойный и уверенный в себе. Найдя в потемках стену, мальчик старался больше не отходить от нее и шел, касаясь ее рукой. Сколько бродил он во мраке – неизвестно. Время потеряло счет, он сам потерялся в пространстве. Только жуткая жажда и чувство голода говорили о том, что он гуляет по подземелью уже изрядно, и пора бы выбираться к свету, но того, как назло, все не было видно. Ноги гудели и болели. Калин сильно устал, но не останавливался. Он двигался, как казалось ему, вперед уже на одном упрямстве, боясь, что если остановится, то уснет, а во сне его съедят. Он все шел и шел, и с напряжением вслушивался в черноту.
Одному в кромешной мгле довольно жутко, но еще страшнее, если поймешь, что ты тут не один. Несколько раз он слышал шорохи и другие пугающие звуки, тогда сердце начинало биться в желудке, а горло совсем пересыхало, и казалось, что он слишком громко дышит. В один из таких моментов нож, который он сжимал в другой руке, неожиданно засветился, предупреждая об опасности. Руны начали мерцать, набирая силу с приближением неведомого существа. Калин приготовился к бою. Белая, совершенно слепая, обезображенная зубастая морда выпрыгнула из тьмы, резко клацнув пастью у самого лица Калина. Кукри мягко вспорол брюшину, выпуская наружу ленты кишок и густо обдав вещи мальчика темной кровью, сильно пахнущей ржавым железом.
Мутант еще шевелился, когда послышались новые стремительно приближающиеся звуки. Хлебнув свежей крови, ножик оживился еще больше и буквально завибрировал в руке, предвкушая добавку. Рука сама махнула назад, резко разворачивая своего носителя, и сталь вновь испила крови – новый, такой же слепой человекоподобный мутант, напавший со спины, обмяк, получив точный удар в сердце. Кукри буквально на глазах втянул в себя жизнь, за считанные секунды высушив жертву до состояния мумии. И снова поворот и взмах. Твари старались нападать сзади, не попадая под свет ножа. В районе бедра вспыхнула острая боль, и тут же нож по самую рукоять с хрустом вошел в ухо твари, которая вцепилась в ногу. Калин дышал громко, часто. Уроки Борга конечно же помогли, но нервы били сильно, нарушая выучку и захлестывая здравый смысл. Калин стоял в боевой стойке, готовый к новым нападениям, и вслушивался в темноту. Он слышал, что вокруг него что-то происходит. Кто-то передвигается, дышит, чавкает, и их много. По стенам скользнули тусклые отблески света. Калин расслышал топот нескольких пар ног, бегущих в его сторону. С приближением звука нарастал свет. Теперь стало видно, что он взят в полукольцо десятком мерзких тварей, явно принадлежавших когда-то давно к роду человеческому. Но деградация и отсутствие света их изменили почти до неузнаваемости, опустив до уровня животных. Шесть таких же тел валялись вокруг мальчика. Видимо остатки разума они все же сохранили, потому что, напоровшись на достаточно сильного противника, предпочли остановить нападение и взять добычу в осаду.
Изначально, заметив свет, Калин очень обрадовался, но обратив внимание, что твари с приближением более разумных и сильных существ не ретировались, а только оживились, явно ожидая подмоги, мальчик испугался еще больше, поняв, что спасения от них не ждать – это враги. И не ошибся.
– Меченые, – прошептал он, леденея от ужаса, и плотнее встал спиной к стене, прикрывая хотя бы тыл.
Тут же вспомнились все рассказы хуманов про этот клан каннибалов. Когда стало достаточно светло, Калин разглядел, куда он попал: небольшая сквозная эллипсовидная пещера, потолка во мраке не видно, стены скальной породы, ярусные, плавно переходящие пластами, как чешуя у дракона. С противоположного входа, как раз куда и направлялся Калин, выбежали шесть размалеванных существ с факелами, шипастыми дубинами, копьями и ножами, похожими на мачете. Набедренные повязки из шкур и кожи, наплечники, как у игроков регби, только сделаны из черепов, бусы из других частей тела и костей. Лица и тела разукрашены татуировками, узорами из шрамов и краской, белой да красной. Увидев мальчишку, меченые радостно оскалились, обнажив заостренные зубы.