Меняла Душ
Шрифт:
Матвей улыбнулся. Он исполнил свою миссию. Приблизившись к успокоившейся кошке, он опустился перед ней на корточки и нежно погладил по спинке. Кошка замурлыкала, млея от нежности. Ставрогин увидел, как ускользает в будущее картофельная нить, сбрасывая с себя гниль, излечиваясь. Подхватив ее за конец, Матвей вынырнул обратно в реальность.
— С тобой всё в порядке? — раздался участливый голос.
Матвей проморгался и обнаружил, что лежит на бетонном полу хлебного склада. Над собой он увидел лицо начальника смены.
— А что произошло? — слабым голосом спросил Ставрогин.
— Да стоял, ехин кот, стоял, а потом как в обморок хлопнешься! Простудился, наверное? Шел бы ты домой, отлежался.
Матвей воспользовался советом начальника смены и, собрав вещи, поспешно отправился домой, не вынимая руку из правого кармана куртки, где обнаружил свернутую в рулончик пачку купюр. Вынимать их и разглядывать на территории завода он не осмелился, поскольку боялся ненужных вопросов. Со спортивной сумкой через плечо он миновал проходную и вышел на перекресток. Мимо промчалась грузовая машина, обдав Ставрогина ядовитым выхлопом и грязной водой из разлегшейся перед проходной лужи. Матвей ругнулся недобро, помянув всех родственников нерадивого водителя, и выждав, когда в потоке машин образуется просвет, нырнул в него. Оказавшись на другой стороне улицы, он вошел в маленький скверик, изрядно замусоренный пустыми пакетами из-под чипсов, давлеными пивными и лимонадными банками, удобренный сотнями хабариков и собачьими кренделями. Люди пролетали этот скверик, раздув паруса, чтобы не дай бог не подцепить какую-нибудь заразу.
Более безопасного для пересчета денег места Матвей выбрать не мог.
Он опустился на грязную, заезженную ногами скамейку и достал из кармана рулон с купюрами. Рулон держался в свернутом состоянии совершенно автономно, без наличия сдерживающих резинок или зажимов для денег. Как только Матвей попытался его раскрыть, чтобы пересчитать, купюры развернулись сами. Матвей оглянулся по сторонам, точно замыслил недоброе, и стал лихорадочно мусолить деньги. Купюры были все как на подбор новенькие, тысячные, шуршащие и приятные на ощупь до одурения.
В прошлый раз, когда Матвей спас парнишку от страшного греха, он обнаружил в кармане двенадцать тысяч рублей. Ныне он спас человеку жизнь. И пускай в то время, когда он совершил это, человек был так, пустышка, и не человек вовсе, а пустячок. Но сумма оказалась внушительной — шестьдесят тысяч рублей. Спрятав деньги во внутренний карман куртки, Матвей поднялся со скамейки и заспешил домой.
Доставать пачку денег в магазине было стремно, поэтому Матвей решил ими не пользоваться, по крайней мере пока не дойдет до дома и не наведет ревизию в карманах.
Проходя мимо отделения Сбербанка, Матвей заглянул туда и заказал себе кредитную карточку. Заполнив заявление и вписав в него паспортные данные, он протянул его в окошко, откуда ему тотчас сообщили, что карточка будет готова через две недели. Удовлетворившись этим ответом, Матвей продолжил путь домой.
Уже дважды Ставрогин получал деньги прямо из воздуха. Вот только что их не было, и вдруг они уже шуршат в кармане. Не увязать появление банкнот со своим странным Даром менять судьбы людей мог разве что совсем недальновидный человек, коим Матвей Ставрогин не являлся. Он понял сразу, что ему платили. Жизнь уже успела указать ему на то обстоятельство, что просто так деньги не появляются. Стало быть, возникло всего два вопроса, которые взволновали Матвея: кто платил ему за изменения? И изменения-то были так, пустячные. Кому они были нужны, кроме Заклепки и Вани Бурова? Да никому! Только им и нужны были. Кто оказывался в выигрыше, кроме них? Да никто! Но то, что Буров и Заклепка не могли ему заплатить, Матвей был убежден. К тому же он не видел никакой возможности узнать заказчика изменений. Разве что сама судьба? Второй вопрос был более сложный: откуда у него появился подобный Дар и зачем он вообще нужен?
Матвей был уже в двух шагах от дома, когда почувствовал неприятное ощущение, будто его просвечивают рентгеном насквозь. Он остановился, огляделся по сторонам, но никого не увидел. Пустынный солнечный двор с тремя высыхающими лужами и детворой, копошащейся на детской площадке. Никого, кто бы мог пристально разглядывать Матвея, но Ставрогин чувствовал взгляд. Это ощущение не покидало его, пока он не заглянул в супермаркет. Дома в холодильнике было точно на антарктическом материке: холодно, пустынно и одни льды кругом. Покидав в корзину пельмени, сметану, хлеб, четыре бутылки пива, шмат буженины и какой-то весьма аппетитной ветчины, Матвей прошел на кассу и расплатился со своей зарплаты грузчика.
Выйдя на улицу, он зашагал к дому, настороженно прислушиваясь к себе, но ничего постороннего уловить не сумел. Войдя в парадное, он взбежал по ступенькам к лифту и вызвал кабину. В холле был полумрак. Сюда не проникал солнечный свет с улицы. Только несколько электрических лампочек освещали лестничную площадку первого этажа.
Внезапно Матвей почувствовал холод. Арктический, пронизывающий насквозь, совершенно несуразный рядом с летней жарой, что царила на улице. Он увидел, как у него на глазах на дверях лифта стал скапливаться конденсат, который тут же кристаллизовался. И вскоре вся поверхность лифта была покрыта инеем.
Ставрогин вновь почувствовал чужое присутствие. Он резко обернулся и увидел серую тень, которая скользнула по стене.
Вдалеке лопнула лампочка. Затем вторая. Третья. Точно кто-то невидимый приближался к Ставрогину по коридору, по пути разбивая электрические светлячки в крошево. Матвей не успел испугаться. Ледяная удавка опустилась на горло и сжала его. Мозг вскипел от недостатка кислорода. В голове забилось пламя паники. Но тут же удавка ослабла, опало и пропало чувство, точно кто-то за ним наблюдает. В коридоре было так же темно, но стало теплеть. Холод всасывался в стены.
Прозвучал звуковой сигнал, и открылись двери лифта. Матвей вошел в кабину и нажал на родной восьмой этаж. Кабина начала медленное восхождение наверх.
Матвей расположился на кухне. Убрал пиво в холодильник, дабы охладилось до замутнения стекла, поставил кастрюлю с водой на газ и бросил туда полчайной ложки соли и лавровый лист для аромата пельменей. Включив телевизор, на который после рабочего дня он обращал внимания не больше, чем на одинокого обессилевшего комара, Ставрогин сел за кухонный стол и, подперев голову руками, крепко задумался.
Он понял, что с ним произошло что-то ужасное. Он понял, что боится своего таланта. Не только самого таланта как явления, но и всего, что могло расти с ним вместе. Что это за великое оледенение лестничной площадки? Чье присутствие он ощущал по дороге домой? Матвей не видел разумного объяснения происходящему. И ничего не мог понять. Но одновременно с потаенным животным испугом, идущим из тьмы веков, в Матвее жило любопытство. Ему было интересно еще раз попробовать себя в Изменении, поэкспериментировать с человеческим материалом. Аж руки чесались, как хотелось исправить чужую несчастную судьбу. Только вот в голове Ставрогина под жирным восклицательным знаком благоухал напоминанием цветущий образ Юлии Карасевой, девушки, которая вроде и была его, а вроде бы ее никогда и не существовало. Хотя в этот раз, после исправления, которое он совершил над Ваней Буровым, Матвей ничего не потерял.