Меняя лица
Шрифт:
— Джесс, чувак, извини. Я просто дурачился. — Бинс обхватил голову руками и отвернулся, явно злясь теперь на себя. Когда он снова посмотрел на Джесси, взгляд был полон сочувствия. — Дерьмово, друг, торчать здесь, когда у тебя дома такое. Прости. Я слишком много треплю языком.
Джесси пожал плечами, но так судорожно сглотнул, будто в горле застряла горькая пилюля. Если бы на нем не было защитных очков, ему бы не удалось скрыть навернувшихся слез. Он молча стал расстегивать бронежилет быстрыми, уверенными движениями пальцев. Ребята делали это по нескольку раз в день, возвращаясь с задания на базу. Это стало такой же обыденностью, как шнуровка ботинок.
Джесси бросил жилет на землю, расстегнул липучки и молнию на рубашке и, оставив ее распахнутой, вытянул майку из брюк. Задрал ее, обнажив пресс и проработанные мышцы груди. Телесно Джесси был не менее красив, нем Эмброуз, и не уставал это подчеркивать. Прямо над сердцем была аккуратная черная надпись:
Мой сын
Джесси Дэвис Джордан 8 мая 2003
Несколько секунд он сжимал майку в кулаке, позволяя друзьям рассмотреть татуировку. Потом, не сказав ни слова, оделся.
— Круто, Джесс, — глухо прошептал Бинс.
Все закивали, но хранили молчание, ведь никакие слова не заставят Джесси или Бинса чувствовать себя лучше. Они продолжили идти в тишине. Поли подошел к Джесси и положил руку ему на плечо. Джесси не оттолкнул его. И тут в плывущем мареве пустыни Поли начал петь.
Я на сердце своем напишу твое имя,
Чтобы был ты со мной каждый миг.
Мы с тобою, не видевшись, стали родными,
Лишь послышался первый твой крик.
Я на сердце своем напишу твое имя,
Чтобы билось оно в унисон
И, стрелой пролетев над морями седыми,
До утра сторожило твой сон.
Я на сердце своем напишу твое имя,
Чтобы нас не могли разлучить.
Пусть минуют года, и мы станем другими —
Не порвется незримая нить.
[61]
Когда Поли закончил, слова повисли в воздухе. Если бы кто-то другой попробовал запеть, это бы не сработало. Но у Поли было доброе сердце, он знал, как утешить друга. То, что он запел, никого не удивило.
— Это ты написал, Поли? — прошептал Грант. Его голос дрожал, и хотя все это заметили, никто не посмел шутить.
— Не-а. Это старая песня, ее частенько напевала моя мать. Я даже не помню, что за группа ее исполняла. Кажется, у них были длинные волосы, как у хиппи, и они носили носки с сандалиями. Но песня мне всегда нравилась. Я только немного изменил первый куплет — специально для Джесси.
Какое-то время они шли в тишине, пока Эмброуз не начал насвистывать запомнившуюся мелодию. Тут Джесси попросил:
— Спой снова, Поли.
* * *
— Какое тату мне набить? Нет, серьезно. Сердце со словом «мама» внутри? Это не круто. Я не могу придумать ничего, что не смотрелось бы глупо на парне в инвалидной коляске, — пожаловался Бейли.
Они втроем — Эмброуз, Бейли и Ферн — ехали в Сили, в тату-салон «Инк Тэнк». Бейли умолял Ферн свозить его к мастеру со своего восемнадцатилетия. Пару дней назад, на озере, он снова об этом заговорил. Эмброуз решил к нему присоединиться — и Ферн оказалась в меньшинстве. Теперь на сидела за рулем.
— Броузи, ты мог бы набить копье, как у Геракла. Было бы круто, — предложил Бейли.
Эмброуз вздохнул. Геракл в нем умер, но Бейли упорно пытался вернуть его.
— А ты, Бейли, можешь набить букву S, как на щите у Супермена. Помнишь, как он тебе нравился? — оживилась Ферн.
— Я думал, ты фанат Человека-паука, — удивился Эмброуз, вспомнив, как Бейли огорчился, когда он раздавил паука много лет назад.
— Я довольно быстро разочаровался в паучьем яде, — отозвался Бейли. — Меня миллион разных букашек кусали — и без толку. Поэтому переключился на Супермена.
— Он решил, что мышечная дистрофия — результат воздействия криптонита.[62] Он даже попросил маму сшить ему красный плащ с буквой S, — рассмеялась Ферн.
Бейли фыркнул.
— Он у меня до сих пор. Меня похоронят в этом плаще. Он офигенный.
— Ну а ты кто, Ферн? Чудо-женщина? — поддразнил Эмброуз.
— Супергерои не для Ферн, — отозвался Бейли. — Она хотела быть феей, чтобы летать, не отвечая при этом за спасение мира. Она даже сделала себе блестящие крылья из картона и приделала лямки, чтобы носить на спине.
Ферн пожала плечами:
— К несчастью, их у меня больше нет. Я их затаскала.
Эмброуз молчал, слова Бейли крутились у него в голове: «Летать, не отвечая при этом за спасение мира». Может, они с Ферн и правда были родственными душами? Он прекрасно понимал ее желание.
— Как думаешь, Бейли, тетя Энджи не запретит нам видеться, когда узнает? — Ферн кусала нижнюю губу. — Не думаю, что родители оценят нашу затею.
— Нет. Я просто заведу пластинку «дайте умирающему ребенку то, что он хочет», — возразил Бейли. — Безотказно работает. А тебе, Ферн, стоит набить маленький папоротник[63] на плече. Не слово, а настоящий лист.
— Хм… Пожалуй, у меня смелости не хватит. Но если бы я и решилась, то точно не на папоротник.
Они припарковались возле салона. Было тихо — очевидно, желающих сделать татуировку в полдень было не много. Бейли притих, и Эмброуз забеспокоился, не передумал ли он. Но когда Ферн отстегнула его кресло, он без промедления скатился по рампе.
Пока Ферн и Бейли с любопытством разглядывали салон, Эмброуз морально приготовился к тому, что на него будут таращиться. Но у парня, встретившего их, на лице было столько замысловатых татуировок, что увечья Эмброуза выглядели на его фоне попросту скучно. Окинув шрамы профессиональным взглядом, парень предложил немного их «приукрасить». Эмброуз отказался, но тут же почувствовал себя комфортнее.