Меняя маски
Шрифт:
Постучав по косяку двери, поздоровался сразу со всеми.
— Привет. Я не вовремя?
— Синдзи! — воскликнул мужчина. — Привет, привет. В этом доме ты всегда вовремя. Заходи, присаживайся, — махнул он в сторону стола, на котором работала Шина. — Хотя, лучше иди ко мне, не стоит мешать женщинам на кухне.
После его слов вполне отчетливо прозвучал фырк Шины.
— Вы правы, Акено-сан. На кухне правим отнюдь не мы.
— Точно, точно. Вот, садись сюда, давай я тебе чай налью. — Как-то это все подозрительно.
— Сиди уж, чаеналиватель, — произнесла Кагами. — Шина, последи за соусом.
— Хорошо,
Не знаю, что Акено хотел от меня, но начинать разговор до того, как в моих руках окажется чашка чая, он не собирался.
— Как всегда бесподобно, Кагами-сан, — сказал я, сделав глоток. — Так что случилось, Акено-сан? Что вы тут сидите, как неприкаянный?
— Кхм. Нормально все. Да. Все хорошо, — ответил тот, отводя взгляд. — Мизуки вот только злится.
О-о-о! Мизуки злится. Всего два слова, а сколько эмоций. Дочурка Акено — вообще довольно многосторонняя личность, но в такие моменты мне кажется, очень сильно кажется, что она просто немного… того. Сами подумайте, совмещать в себе характер маленькой непоседливой девочки, умудренной женщины и злобной стервы — это, как ни крути, выглядит странно. В данном случае Мизуки врубила режим стервы, и в таком состоянии ее не может успокоить даже Кагами. Слушаться младшая Кояма не переставала, но спокойно общаться с ней не выходило. Фактически у ее семьи было лишь два выхода из ситуации: в приказном порядке отправить девушку в свою комнату или еще куда подальше, где она будет остывать гораздо дольше, или не трогать ее вообще. Стараясь не попадаться ей на глаза. А Акено в такие моменты, страдал больше всех. Не чающий души в своих девочках, он ей вообще ничего поперек слова сказать не мог, чем девушка и пользовалась.
— И что у нее на этот раз не получается?
На мой вопрос Акено лишь пожал плечами, а Шина, очередной раз фыркнув, ответила:
— Объемные техники.
— И в чем у нее проблема?
На этот раз плечами пожала даже Шина.
— Не хватает контроля, — ответила, не оборачиваясь от плиты, Кагами.
— А Кента-сан где? — задал я очередной вопрос. Разговаривать по поводу организации приема с Акено сейчас явно не стоило.
— На приеме у императора, — ответил мужчина. — Что-то там по поводу переговоров с немцами.
— Ясненько… — произнес я, поднося чашку к губам.
— Поговори с ней, а?
М-м-мать! Хорошо, не успел глоток сделать. Сейчас точно бы подавился. Я так и замер с чашкой у губ.
— П-простите?
— Мизуки. Поговори с ней. Только ты и можешь ее успокоить.
— С чего это? Откуда такие громкие заявления?
— Но ведь раньше получалось?
— Ага. Два раза за все то время, что я ее знаю.
— Но ты ведь всего два раза с подобным и сталкивался, — вступила в разговор Кагами.
— Ну да, — усмехнулся я криво. — Первый раз я и сам был в не лучшем расположении духа, из-за чего все вылилось в банальный срач. Простите за выражение. Где я ее, просто и без затей, морально задавил. А второй раз она и сама почти успокоилась. А я, так, к шапочному разбору пришел.
— Ничего она не успокоилась, — даже немного возмутился Акено. — Просто она после первого раза тебя побаивается, вот и все.
И как, интересно, это помогло мне ее успокоить? Чушь все это. Хватание за соломинку. Сами не могут с ней полюбовно справиться, вот и хотят послать меня на убой.
— Знаете, мне это все…
Прервала меня Мизуки, зашедшая на кухню со стороны двора. Остановившись на входе и мгновенно охватив взглядом кухню, остановила свой взор на мне.
— И ты здесь, значит, — сказала она. После чего, развернувшись, ушла обратно. Шина говорила, что Мизуки всегда, когда в таком состоянии, долбит во дворе грушу. Время от времени, навещая дом, чтобы попортить кому-нибудь нервы. Если Кагами или Кента не срывались и не отправляли ее к себе в комнату.
— Ну что, видел? — громким шепотом произнес Акено. — Говорю тебе, она точно не хочет с тобой связываться.
— А по-моему, она не захотела связываться со всем семейством скопом.
— Уж поверь мне, я ее знаю. Причина — именно ты.
«Я ее знаю», — передразнил я Акено про себя. И вот как с этим спорить? Совершенно бесперспективно.
— Ну, а от меня вы что хотите? Как, по-вашему, я должен ее УСПОКАИВАТЬ?
— Но ведь как-то у тебя получилось сделать это два раза, — сказал мужчина. — Синдзи, я тебя прошу. Просто поговори с ней или рядом посиди, или… просто попытайся, не получится и ладно.
Да блин! На жалость бьет, «мастер» хренов.
— Охо-хо. Ладно, но за результат не ручаюсь.
— Конечно-конечно. Просто попробуй. — Совсем мужик голову потерял.
Второй выход с кухни выводил во двор особняка Кояма. Немалый такой двор. Меньше, чем у Охаяси, но тоже ничего. В дальнем от меня углу двора располагался пятачок Мизуки — несколько тренажеров и три вида боксерских груш. Сейчас Мизуки отрабатывала скорость и выброс руки на пневматической груше, установленной на специальном столбе в виде буквы Г. Красные шорты, черная майка с беспалыми перчатками, волосы, завязанные в пучок — обычная ее экипировка во время тренировок. Из повседневного образа выбивались лишь волны яки, исходящие от хрупкой девушки. Она вообще в таком состоянии была сама на себя не похожа — сбросив свой детский образ, выглядела как бы не старше Шины.
Подойдя и усевшись на один из тренажеров, стал наблюдать за ее тренировкой. Через пару минут она не выдержала.
— Тебе чего надо? — сказала она, резко обернувшись и полыхнув вспышкой яки.
— Я тебе когда-нибудь говорил, что у тебя прикольная маечка?
— Что?
— Соблазнительно выглядишь, говорю.
— А… — на мгновение потерялась она. — Что? Тебе? Надо?
— Чтоб ты тон свой поумерила.
— Тебя это не касается.
— Какого хрена я тогда здесь делаю?
— Пускаешь слюну на недоступное?
— М-м-м, — задумался я напоказ. — Да, вроде, нет. К тому же ты не в моем вкусе.
— Ах так? Ты…. Да я тебя…
— Да-да, внимательно слушаю.
— Пшел вон отсюда, извращенец. — «Извращенец»? Это она к чему?
— А ты заставь.
— Чтоб ты подох ненароком? Не хочу выслушивать поучения матери.
— Хо-хо. — Тьфу, вот же привязалось. — Как я погляжу, мания величия уже при тебе. — Хм. Может, и получится. А может, еще хуже станет. С другой стороны, не все ли мне равно? — А давай устроим спарринг? Но не простой. Если я выиграю, ты не будешь пользоваться бахиром две недели. За исключением случаев опасных для жизни. Если победишь ты… эм-м-м… я выполню любое твое желание. В пределах разумного, конечно.