Менжинский
Шрифт:
Эта оценка Менжинским творчества Покровского не расходится с ленинской оценкой.
Любовь и интерес к истории, к истории культуры Менжинский сохранил с детства до конца своей жизни, так же как сохранил интерес и к педагогике. По свидетельству Веры Рудольфовны «его всегда тянуло» к педагогике. «Он продолжал интересоваться ею и тогда, когда был в ВЧК и ОГПУ».
Кристальная чистота Менжинского, как и его скромность, проявлялась во всем.
Работал он в весьма скромном кабинете, жил с семьей до 7 ноября 1933 года в небольшой малоуютной квартире, переоборудованной из бывшей аптеки в Кавалерском корпусе Кремля.
Отказавшись от их услуг, Менжинский сказал рабочим:
— Наша семья, я, жена и сын, в состоянии обработать огород или посадить цветы.
А затем, как свидетельствует современник, сделал выговор коменданту за присылку рабочих на дачу.
Менжинский никогда и нигде не выпячивал свою фигуру. Он больше всего боялся быть нескромным, боялся, как он выражался, «пристегнуть свое имя» к выдающимся деятелям Коммунистической партии.
В 1927 году, в первую годовщину со дня смерти Дзержинского, по просьбе редакции «Правды» Менжинский написал статью-воспоминания «О Дзержинском». С такой же просьбой товарищи из редакции обратились к Менжинскому в пятую годовщину со дня смерти Дзержинского, в 1931 году. Менжинский откликнулся на просьбу «Правды», но своей статье «Два слова о Дзержинском», в которой он изложил взгляды Дзержинского на использование старых специалистов, предпослал короткое письмо. В том письме писал:
«Товарищи из «Правды» упрекнули меня, что я не пишу о Дзержинском. Мне писать воспоминания о Дзержинском — не избежать упоминаний о себе, а это значит присоединить свое… имя к одному из крупнейших деятелей нашей партии… Пусть по выбору Дзержинского мы работали вместе, работали долго, дружно, близко — факт известный, но это не дает мне права держаться за его полуистлевший френч и по крайней мере раз в год заявить на весь мир — вот близкий соратник Дзержинского. Вот он я! Все, что я мог сказать в безличной форме о Дзержинском, как о чекисте и человеке, я сказал 4 года назад — повторяться не хочу и потому буду очень краток…»
Менжинский с детства дружил с сестрами и всегда был внимателен к ним, заботлив. Очень любил своих детей, особенно младшего сына, Рудольфа [36] , много занимался с ним.
Младшая сестра Менжинского Людмила Рудольфовна в конце 1919 года по постановлению ЦК партии из Петрограда была переведена на работу в Наркомпрос, заведовала Главсоцвосом (Главным управлением социального воспитания). Переехала в Москву и Вера Рудольфовна. В те годы она заведовала театральным отделом Наркомпроса, а затем была назначена директором института иностранных языков, в котором и работала до преклонных лет.
36
Сын Менжинского, Рудольф Вячеславович, умер в 1951 году очень молодым человеком. Старший его сын от первого брака погиб на фронте в годы Великой Отечественной войны.
В середине 1922 года Людмила Рудольфовна в числе тысячи коммунистов была направлена на Украину, работала
В конце 20-х годов Людмила Рудольфовна тяжело заболела. Лечилась в Кисловодске, в Москве. Болезнь прогрессировала. Надежд на выздоровление было мало. Но по ее настоянию Вера Рудольфовна поехала с ней в Стокгольм. Это было в конце 1932 года.
— Там, в Стокгольме, — вспоминает Вера Рудольфовна, — она начала поправляться.
— Теперь поработаем, — говорила Людмила Рудольфовна.
И вдруг сразу порвалось все. Спать она легла веселая, спокойная. А ночью… Это была самая тяжелая ночь. И когда боли ослабли, она потребовала немедленного возвращения в Москву. Ехать было нельзя, так утверждал доктор. А она, улыбаясь, сказала ему:
— Милый доктор, вы не бойтесь. Мы успеем доехать.
Когда он вышел, она шепнула Вере Рудольфовне:
— Верочка, надо еще успеть пройти партийную чистку.
Вера Рудольфовна плакала, а Людмила шептала ей:
— Верочка! Помнишь, как раньше, как в детстве ты целовала меня на ночь в кроватке… Так поцелуй и сейчас.
На следующий день сестры Менжинские уехали в Москву. На вокзале их провожал доктор. Людмила Рудольфовна, улыбнувшись ему на прощание, говорила:
— Не сердитесь, доктор. Я должна была поступить так. Вы, может быть, не поймете этого.
— Я начинаю понимать, — сказал он. И она закончила его фразу:
— Мы живем и умираем по-новому.
— И за это нельзя не любить вас, — отозвался доктор.
Поезд тронулся. 11 октября Менжинские приехали в Москву.
О разговоре со стокгольмским доктором Вера рассказала Вячеславу Рудольфовичу.
И ноября 1932 года Людмила Рудольфовна скончалась.
Вячеслав Рудольфович Менжинский не мог присутствовать ни на траурном митинге, который состоялся в клубе старых большевиков на улице Стопани, ни на похоронах — он в это время снова был тяжело болен.
Еще 21 апреля 1929 года у Менжинского ночью случился тяжелый сердечный приступ — инфаркт. Больному был предписан абсолютный покой. У его постели неотлучно дежурили врач и сестра. Выздоровление началось только летом. Консилиум врачей, собравшийся 11 июля, нашел возможным разрешить Менжинскому вернуться к работе 1 августа, при условии ездить в город через день, работать 5–6 часов в сутки, в субботу и воскресенье обязательно оставаться на даче.
Но Менжинский не мог, да и не умел работать вполсилы. Врачей это обеспокоило. Они пожаловались в ЦК, и Центральный Комитет партии 12 сентября вынес следующее решение:
«О тов. Менжинском.
Обязать т. Менжинского в точности выполнять указания врачей».
30 сентября 1929 года консилиум врачей вынес новое заключение:
«Менжинскому необходимо:
1. Совершенно прервать работу на срок от 4 до 6 месяцев.
2. Придерживаться во время отдыха полного душевного покоя и провести зиму в теплом климате.
3. До отъезда (на юг) выехать на дачу и находиться там под постоянным врачебным наблюдением».
С помощью врачей Менжинский преодолел свой недуг и в апреле 1931 года возвратился к работе в ОГПУ, с условием, что эта работа будет «ограничена выполнением только основных и самых важных обязанностей, без всякой другой нагрузки».