Мера отчаяния
Шрифт:
Закончив разговор, комиссар попросил отвести его к синьоре Митри. Брунетти беседовал с ней всего один раз, но интуиция подсказывала ему: ей ничего не известно о смерти мужа, потому он и не искал возможности расспросить ее снова. Тот факт, что она сама явилась в квестуру, заставил его сомневаться в разумности принятого решения.
У дверей его встретил полицейский в форме, он повел комиссара по коридору и остановился у комнаты, расположенной рядом с той, где держали Буонавентуру.
— У него адвокат, — сказал офицер комиссару, указывая на соседнюю дверь. — А женщина здесь, — добавил он.
— Они
— Нет, комиссар. Он приехал вскоре после нее, но они друг друга явно не знают.
Брунетти поблагодарил его и подошел поближе к двери, чтобы понаблюдать за Буонавентурой через стекло, позволявшее смотреть на подозреваемого, оставаясь невидимым. Напротив Буонавентуры сидел какой-то человек, но комиссар мог различить только его голову и плечи. Он перешел к следующей двери и на минуту остановился, разглядывая сидящую внутри женщину.
Его опять поразила ее полнота. На сей раз на ней был шерстяной костюм с узкой прямой юбкой, сшитый без оглядки на моду и стиль. Такие костюмы дамы ее пропорций, возраста и социального статуса носят вот уже несколько десятков лет и, вероятно, проносят еще столько же. Косметики на ней было немного; помада, если она и красила губы, стерлась за день. Щеки у нее были круглые, словно она специально надувала их, корча смешную рожицу ребенку.
Женщина сложила руки на сдвинутых коленях и смотрела в окно, расположенное в верхней части двери. Она выглядела старше, чем во время их предыдущей встречи, но Брунетти не мог объяснить себе почему. Их глаза встретились, и он смутился: у него возникло ощущение, будто она тоже смотрит на него, хотя она видела лишь панель из черного стекла. Она не отвела взгляда, он сделал это первым.
Он открыл дверь и поздоровался, протянув ей руку:
— Добрый день, синьора.
Синьора Митри некоторое время изучала его, деловито, с бесстрастным выражением лица. Она не стала подниматься со стула, но руку пожала — не сказать, чтобы слабо и мягко.
Брунетти сел напротив нее:
— Вы пришли повидаться с братом, синьора?
У нее были детские глаза, в них изобразилось смятение, которое Брунетти счел искренним. Она открыла рот, нервно облизала губы.
— Я хотела спросить его… — начала она, но не смогла закончить фразы.
— О чем, синьора? — поторопил ее Брунетти.
— Я не знаю, стоит ли говорить об этом полицейскому.
— Почему бы нет? — Комиссар немного наклонился к ней.
— Потому что… — произнесла она и замолчала. А потом сказала, словно уже объяснила ему что-то, а он понял: — Мне нужно знать.
— Что вы хотите знать, синьора? — спросил Брунетти.
Она плотно сжала губы и на глазах Брунетти превратилась в беззубую старуху.
— Мне нужно знать, не он ли это сделал, — наконец выдавила из себя она. И, просчитав в голове все возможные варианты, закончила: — Или заказал.
— Вы говорите о смерти мужа, синьора?
Она кивнула.
Брунетти снова спросил, для микрофонов и камер, на которые записывалось происходящее в комнате:
— Вы считаете, он может быть повинен в смерти вашего мужа?
— Я не… — начала она, однако передумала и прошептала так тихо, что пленка, по всей видимости, ничего не зафиксировала: — Да.
— Почему
Она неуклюже заерзала на стуле и сделала движение, которое он вот уже не один десяток лет наблюдал у разных женщин: привстала и одернула юбку, расправляя складки. Потом снова села, плотно сомкнув колени и лодыжки.
У Брунетти возникло ощущение, будто она надеется, что этот жест сойдет вместо ответа, поэтому он повторил:
— Почему вы считаете, что он к этому причастен, синьора?
— Они ругались, — чуть слышно выдавила она из себя.
— По какому поводу?
— Из-за бизнеса.
— Вы не могли бы рассказать поподробнее, синьора? Какого бизнеса?
Она несколько раз покачала головой, настойчиво давая ему понять, что ничего конкретно не знает, и наконец заявила:
— Муж никогда не посвящал меня в свои дела. Он говорил, что мне незачем быть в курсе.
Брунетти снова подумал о том, сколько раз слышал подобные фразы, сколько раз их произносили, пытаясь отвести от себя подозрения. Но этой полной женщине он верил, находя вполне вероятным, что муж не счел нужным делиться с ней подробностями своей профессиональной жизни. Он вспомнил человека, с которым встречался в кабинете Патты, ухоженного, элегантного, можно даже сказать, изысканного. Какую странную пару составляла с ним синьора Митри — маленькая, с крашеными волосами, в туго сидящем на пухлом теле костюме! Он взглянул вниз, на туфли-лодочки с устойчивыми каблуками. На косточке большого пальца левой ноги шишка с половину яйца растянула кожу туфли. Какое все-таки таинственное явление — брак!
— Когда они ругались, синьора?
— Все время. Особенно в последний месяц. Думаю, что-то разозлило Паоло. Они никогда не ладили, но из-за семейных отношений и из-за бизнеса кое-как притерпелись друг к другу.
— В последний месяц произошло что-нибудь особенное? — спросил Брунетти.
— Полагаю, они поссорились, — ответила она так тихо, что комиссар пожалел тех, кто будет потом прослушивать пленку.
— Ваш муж и ваш брат?
— Да. — Она несколько раз кивнула в подтверждение своих слов.
— Почему вы так думаете, синьора?
— Они с Паоло встречались у нас в квартире. Вечером, за два дня до того, как это случилось.
— Что случилось, синьора?
— До того, как моего мужа… убили.
— Ясно. А почему вам кажется, что они поссорились? Вы слышали их перепалку?
— Нет-нет, — поспешно ответила она, поднимая на него глаза, словно ее удивило предположение, что в доме Митри могли разговаривать на повышенных тонах. — Я сделала такой вывод из того, как Паоло вел себя, когда поднялся на второй этаж после их беседы.
— Он что-нибудь сказал?
— Только то, что он некомпетентен.
— Ваш брат?
— Да.
— Он говорил еще что-нибудь?
— Что Сандро погубит фабрику, погубит весь бизнес.
— Вы знаете, о какой фабрике шла речь, синьора?
— Полагаю, о той, что расположена здесь, в Кастельфранко.
— А почему ваш муж интересовался ею?
— В нее вложены деньги.
— Его деньги?
Она покачала головой:
— Нет.
— А чьи?
Она помолчала, думая, как лучше ответить.