Шрифт:
– Ну же, Патрик… – Рука, которой она прижимала телефон к уху, начала неметь. – Богом клянусь, если ты сейчас же не возьмёшь трубку!..
«Привет! Это Пат! Очевидно, я утонул в большой науке и не могу ответить. Оставьте сообщение после гудка и, может быть, я вам перезвоню».
– Чтоб тебя! – Ребекка с силой ткнула кнопку отбоя на сенсорном экране – на секунду под пальцем разошлась «лужица» радужной ряби. Старую рухлядь давно стоило сдать в утиль, но Ребекка терпеть не могла настраивать новую технику. В их маленькой – пока маленькой – семье страсть ко всякого рода новинкам была прерогативой Патрика.
Давно издохший электронный
– Ну, поганец, если ты опять в лаборатории… – прошептала она, поднимая стакан шотландского скотча. – За твою смерть от моей руки. Чирз!
Ребекка отсалютовала щиту, залпом опрокинула остатки, бросила на стойку несколько смятых купюр и направилась к выходу. Наверное, стоило вызвать «Убер» и дождаться его, оставаясь в уютном баре, но скотч добрался до головы раньше, чем логичная мысль.
Ребекка плотнее запахнула пиджак – октябрь в этом году выдался особенно мерзким, и, высматривая свой убер, в сотый раз пожалела, что не надела, пусть старый, зато чертовски тёплый свитер. Машины сновали по перекрёстку туда-сюда, водители то и дело обменивались гудками и отборной бранью. На тротуаре, под светофором, собралась внушительная толпа. Что-то было не так. Что-то определённо случилось. Но только не с Патриком. Конечно, не с ним.
В день, когда они познакомились и разговорились в университетском кафе, он вдруг вскочил из-за стола – его щёки пылали, а глаза блестели так, будто пока Ребекка сосредоточенно размешивала сахар, пытаясь скрыть смущение, Патрик успел накуриться. Он пропал на несколько дней – никто из общих знакомых понятия не имел, куда, а после объявился и сообщил, что должен непременно поужинать с девушкой, которая подстегнула его разум. Тогда всё это показалось Ребекке «милым безумием», причудой, но теперь, спустя шесть лет брака и десяток подобных выходок, вызывало только раздражение.
Светофор нервно моргнул – человечек на нём загорелся зелёным, и толпа, наконец, тронулась. Ребекка вдруг поняла, что именно смутило её, вызвав чувство неясной тревоги – все эти люди были в одинаковой одежде: длинные бежевые плащи и чёрные кепки. Ребекка зажмурилась и потрясла головой, но когда открыла глаза, всё оставалось по-прежнему: «клоны» маршировали через дорогу.
Мерцание. Так говорил Патрик. «Пространство мерцает, Бекс, разве ты не видишь?» Это была его гипотеза – сумасшествие в чистом виде. Научное сообщество, возлагавшее на юного математика большие надежды, разом отвернулось, когда он озвучил свою идею на конференции в Огайо. Руководство университета прекратило финансирование проекта и мягко намекнуло Патрику попытать удачи в другом месте. И только один человек, известный меценат науки, Карлос Ромаро, счёл гипотезу интересной, выделив Патрику паёк и навороченную лабораторию в Пукипси.
Деньги были нужны. Особенно сейчас, когда после трёх неудачных попыток ЭКО в конце тоннеля снова забрезжил свет. Ребекка хотела детей, а Патрик… Патрик поддерживал её во всём, ведь ради него она оставила карьеру в перспективной IT-компании и занялась программным обеспечением лаборатории.
Пока Патрик питал свою одержимость «мерцанием», Ребекка обзавелась собственной – она потратила все сбережения, которые оставили ей родители, чтобы родить самой. Обследования у ведущих специалистов. Осечка. Курс гормонотерапии. Осечка. Искусственное оплодотворение. Осечка. Опять, опять и опять. После очередной катастрофы Патрик робко предложил усыновление или суррогатную мать, но Ребекка только укрепилась в своей решимости. Она всегда была такой. Упрямой, несгибаемой, до чёртиков целеустремлённой. Любой незавершённый проект вызывал у неё почти осязаемый зуд.
Вот и сейчас, сидя на заднем сидении убера, мчащего по ночному Нью-Йорку, Ребекка ёрзала от нетерпения: всё, что было нужно, – снять необходимую сумму с общего счёта, но сделать этого без разрешения и присутствия Патрика она не могла. Чёрт бы побрал его манеру исчезать в самый неподходящий момент!
– Ох уж эти банки! – Голос водителя вырвал Ребекку из раздумий.
– П-простите, – от неожиданности она поперхнулась словами. – Что?
– Я говорю, чёртовы банки с их кредитами, скоро они поработят нас всех! – Водитель махнул рукой – за окном действительно мелькнула гигантская вывеска одного из крупнейших банков в стране. Его отделение в Пукипси и предстояло посетить Ребекке. Конечно, если удастся разыскать Патрика.
– Да… да, вы правы.
Оно снова мерцало. Патрик утверждал, что все сведения о мире, включая пространство и время – это информация, простой набор нулей и единиц. На возражения Ребекки: «Но ведь обмен информацией – это фишка человечества», он закатывал глаза и пускался в занудные объяснения: «Все, от простейших до динозавров, получали информацию о воде, еде и опасности непосредственно из окружающей среды». А затем принимал чрезвычайно деловой вид и добавлял: «Как, по-твоему, тирекс узнал, что у него короткие лапки? Просто однажды его товарищ поперхнулся динозавром поменьше, а наш тирекс не смог похлопать его спине». Вот из-за таких шуток Патрика перестали воспринимать всерьёз.
– С вас двадцать пять долларов. – Убер затормозил на окраине крохотного городка. Ребекка и не заметила, как пролетели два часа в пути.
– Это же чистый грабеж, – принялась ворчать она, одну за другой извлекая купюры разной степени потрёпанности из карманов, как пьяный фокусник.
– Мадам, это Пукипси. Скажите спасибо, что я вообще согласился тащиться сюда.
– Спасибо…
– А что это за здание? – Водитель кивнул на притихший в конце аллеи двухэтажный дом, облицованный белым мрамором.
– Научная лаборатория. – Ребекка не без самодовольства отметила, что на втором этаже, в «обиталище» Патрика, горит свет. Попался, паразит!
– Засекреченная? – оживился водитель.
– Нет, нисколечко.
– Эх, жаль. Было бы что рассказать детям. Они, знаете, любят всякие загадки. Пришельцы, все дела… Дети – такие дети.
– Пришельцы? В Пукипси? – Ребекка фыркнула, маскируя своё волнение, хотя при слове «дети» её плечи непроизвольно дёрнулись.
– Ну, всякое бывает.
Иногда пространство начинало мерцать. Стоило только заметить. Сознание людей формировалось не одно поколение, впитывая и перерабатывая важные сведения: трава зелёная, дождь мокрый, солнце встаёт на востоке, а яблоки… на вкус, как яблоки. Но если присмотреться, прислушаться, копнуть чуть глубже, можно было заметить, как быстро передаётся информация. Ты думаешь о чём-то, и оно тут же является «во плоти»: случайная песня в плейлисте, обрывок фразы, разговор с водителем «Убер», рекламный щит, одинаковая одежда. Кто-то называл это «знаками». Патрик – мерцанием.