Мерецков
Шрифт:
Губвоенком Лешко получил из центра указание создать 1-ю Владимирскую территориальную дивизию. Из нее выделялись наиболее боеспособные отряды для посылки в действующую армию на Восточный фронт. Судогодскому уездному военкомату предписывалось сформировать группу из опытных бойцов и влить ее в первый 227-й Владимирский полк, отправлявшийся на фронт. Полком командовал бывший унтер-офицер Кузнецов. Партийный комитет полка возглавлял коммунист Наумов, а политкомиссаром была ковровская работница Настя Корунова. Через Тешу, Арзамас, Сергач и Шумерлю полк двинулся на Канаш, за которым владимировцам пришлось впервые столкнуться с белочехами.
11 августа 227-й полк прибыл в 5-ю армию, наступавшую на захваченную противником Казань. Полк
Командующим Левобережной группой был Я.А. Юдин. Под его началом сосредоточилось около двух тысяч пехотинцев и 250 конников с девятью орудиями и одним бронепоездом.
Беженцы из Казани рассказывали, что в городе зверствуют белогвардейцы — так называемая народная армия. Идут массовые расстрелы матросов и рабочих-коммунистов. Следовало торопиться. С северо-востока на Казань наступала под командованием В.М. Азина Арская группа 2-й армии. Это облегчило действия 5-й армии, и командарм П.А. Славен отдал приказ перейти в наступление. Белые решили опередить красных и двинули вперед группу генерала Пепеляева. Ее костяк составляли офицерские батальоны. Против них сражались различные красноармейские отряды — как местные, отступившие от Казани, так и направленные сюда из многих областей. Особенно много было пролетарских и коммунистических подразделений, посланных на Восточный фронт по партийной мобилизации. Это были пестрые подразделения, состоявшие из тверичей и петроградцев, москвичей и туляков, нижегородцев и ярославцев. Они были еще плохо сколочены, слабо обучены и не имели боевого опыта.
На усиление красной группировки по Волге подошли направленные к Казани с Балтики три миноносца, а также несколько вооруженных барж. При их артиллерийской поддержке отряды Левобережной группы решительным ударом отбросили части белых к самому городу. Однако закрепиться они не успели, и противник внезапной контратакой бригады Каппеля восстановил прежнее положение, угрожая оттеснить их в глухие леса, а затем в тыл Правобережной группы. В одном из боев за железнодорожную станцию Красная Горка погиб командующий группой Юдин, и в память о нем эта станция тогда же была переименована в Юдино.
Перелом в боях наступил 29 августа, когда крепко были побиты каппелевцы, получив мощнейший удар под Свияжском. Белые, неся большие потери, откатывались к Казани. Отряд Говоркова продвигался по левому берегу, уничтожая мелкие группы и заслоны, выставленные противником.
Кирилл Мерецков вспоминал, что первым боевым опытом для него, конечно, была борьба с мятежниками, однако настоящее боевое крещение он получил в стычках с белыми под Казанью. Именно это крещение, напишет потом Кирилл, «решило мою судьбу, подсказало, что мое место — в Красной армии, вселило в меня желание всю свою жизнь посвятить военной службе. Юношеские мечты о педагогической деятельности и о работе инженером-химиком были вытеснены новыми планами. Планы эти созревали постепенно, в ходе суровых испытаний».
Под Казанью он впервые узнал, что такое обстрел тяжелыми снарядами. Над тобой непрерывно гудит и свистит, взлетают фонтаны земли и осколков. Бойцы все время кланяются, припадают к земле и отрываются от нее очень неохотно. Каждый стремится найти укрытие и только потом, чувствуя себя в относительной безопасности, начинает оглядываться по сторонам. Особенно болезненно воспринимали отдельные красноармейцы налеты аэропланов. Большинство видели их впервые в жизни. Сбросит бомбу аэроплан где-то за полверсты, глядишь, а цепочка бойцов дрогнула, некоторые поворачивают назад. Двое-трое слабонервных пускались в бегство, лишь заслышав рокот моторов, другие старались не подавать вида. Так же реагировали сначала на налеты и соседи слева и справа — Оршанский и Невельский полки.
И еще одно, что он тогда прочно усвоил: умение воевать не приходит сразу. Это трудная наука, и не каждому она дается, в том числе не каждому командиру. Один становится настоящим военным с мужественной душой, расчетливым умом и ведет людей к победе. Второй превращается в хорошего штабного работника, но под пулями празднует труса. Третий ведет себя отважно, однако не умеет руководить подчиненными. А четвертый вообще годен только на то, чтобы мечтать о ратных подвигах, лежа на диване. «Увы, — пишет Кирилл, — жизнь впоследствии убедила меня, что даже среди профессиональных военнослужащих попадаются порой представители второй, третьей и четвертой категорий лиц. И мне приятно сейчас думать, что человек, который своим личным примером и умными советами открыл мне глаза на то, каким должен быть командир, принадлежал к первой категории». Этим человеком для Мерецкова был краском Говорков.
Краском Говорков
В напряженных боях с хорошо обученным, серьезным противником, каким была белая армия, возмужание Мерецкова проходило довольно быстро. Он стал не просто взрослым, но и в определенной степени зрелым человеком. Кирилл считал, что это благодаря Говоркову. Сергей Михайлович был для него примером для подражания. Несмотря на то что с ним он был вместе весьма короткий период времени, его влияние на Кирилла, и особенно на его становление как будущего профессионального военного, трудно переоценить. «Его беседы со мной, рассказы о старой армии, о воинском искусстве, о принципах организации боевой работы сыграли немалую роль в том, что я решил стать красным командиром, — говорил позже Мерецков. — В юные годы я полагал, что настоящий командир — это тот, кто смел и силен, обладает громким голосом и хорошо стреляет… Я постепенно начинал постигать то, что может дать человеку либо систематическое военное образование, либо сама война. А учился, глядя, прежде всего, на Говоркова». Кирилл очень сожалел, что ему недолго пришлось шагать рядом с подаренным ему судьбой новым другом.
Комиссар Мерецков имел обыкновение в спокойные от боев часы, как правило, на закате дня, обходить позиции отряда. Он вспоминает начало сентября 1918 года: «Пробую воссоздать контуры давно ушедших в прошлое приволжских событий, слышу разрывы тяжелых снарядов и вижу вечерние костры Судогодского красноармейского отряда… Чтобы поближе познакомиться с людьми, я, используя время перед очередной схваткой, ходил от костра к костру. Поговоришь с одним, с другим, кого ободришь, кого приструнишь… Сгущаются сумерки, едва слышны казанские колокола… Иду к себе. Вот и штаб. Говорков сидит, подперев голову рукой, и пишет; бросит в сторону отсутствующий взгляд и снова за перо. Что-то не наблюдал я раньше за ним такой любви к переписке… Говорков перехватил мой взгляд и печально усмехнулся:
— Сочиняю письмо в газету "Известия". Чувствую я, что убьют меня завтра. Хочу через газету обратиться к нашим бойцам, чтобы били недругов революции без пощады… за смерть мою расквитались… В революцию я стал красным командиром, ей отдавал каждый день, каждый час. Жаль только, что мало успел сделать. Пусть теперь другие поведут дело дальше. Ты, Кирилл, еще молод, займи мое место. Из тебя получится командир Красной армии. Бей врагов Советской власти да помни о старом товарище…»
Такое душевное состояние Говоркова обескуражило Кирилла. Он никогда раньше не видел таким своего друга-командира. Мерецков пытался развеять его подавленное настроение: вначале пробовал развеселить шуткой, затем пристыдил за глупое «вещунство». Позвал адъютанта, лихо игравшего на гармони, надеясь, что командир отвлечется от грустных мыслей. Но и из этого ничего не вышло.