Мерецков
Шрифт:
Мерецков. Причем нам нужно иметь сведения не только по Финляндии, но, конечно, и по другим странам. По сведениям, которые имеются, нам надо знать, что из себя представляют современные полосы обороны в Европе, можно ли сравнить полосу Зигфрида с полосой Маннергейма. В период войны больше возможностей получить данные о системе обороны так называемой линии Зигфрида. На линию Зигфрида, вероятно, можно съездить посмотреть и понять, что они имеют, с тем чтобы знать — с чем мы можем встретиться в будущем. Если сравним линию Мажино с линией Маннергейма, то мы встретим небольшую разницу. Там в основном крупные сооружения прикрыты мелкими железобетонными точками; в Финляндии в связи с недостатком бюджета и не особенно большим желанием хозяев давать деньги на их оборонительную работу бетонные сооружения прикрываются каменно-дерево-земляными сооружениями, но почти той же прочности.
Сталин. Там линия беспрерывная, а у финнов узлы имеются.
Мерецков. Линия Маннергейма не хуже, а может быть, и лучше, так как местность Финляндии позволяет создавать сильную оборону с системой узлов.
Сталин. У Мажино развиты подземные сооружения.
Мерецков. И больше подземных казарм. Вот, в основном, характеристика укрепленной полосы, с которой мы повстречались. Финская укрепленная полоса нашими войсками разгромлена, но нам необходимо немедленно сделать соответствующие выводы, для того чтобы учесть все новое, с чем мы встретились во время наступления. Первое, что нам необходимо учесть: в будущих войнах, в начальный период войны, мы, как правило, будем встречаться с сильными оборонительными полосами позиционного типа, с наличием бетона, причем эти полосы будут большой глубины и только после преодоления их войска будут иметь возможность вести маневренную войну.
Сталин. Теперь все государства устраивают по этому образцу. Румыния, Турция, Германия, Франция, Италия — все эти страны окружают себя большими полосами укреплений.
Мерецков. Правильно. Значит, главное, основное, с чем мы не встречались в свое время и о чем не получили в свое время настоящего представления, это будут глубокие оборонительные полосы с наличием бетона и других технических средств современной обороны. Все это должно лечь в основу оперативной подготовки начальников и тактической подготовки войск. Второе. Необходимо полученный опыт использовать при постройке наших укрепленных районов.
О наступлении. Неправильное представление о силе и системе обороны противника повлекло за собой вначале неправильную организацию наступательного боя. Какие были недостатки во время наступления, что нужно нам учесть и что нужно исправить в наших уставах? Первый вопрос. Это об использовании вторых эшелонов. Первый период наступления в полосе предполья показал, что мы были подготовлены наступать слишком схематично. Когда при преодолении заграждений авангард задерживался и наступление теряло темп, то сейчас же развертывали главные силы и полностью их вводили в бой. В результате, пробив одну оборонительную линию, войска подходили ко второй в невыгодных боевых порядках, требовалась перегруппировка, на что затрачивалось лишнее время и в связи с чем суточное продвижение ограничивалось 5—7 километрами вместо 10. В процессе боев мы убедились, что преждевременный ввод в бой главных сил, вызванный не слабостью авангарда, а задержкой его для организации наступления, был вреден. Происходило это потому, что командиры, наученные строить боевой порядок по шаблону, с обязательным наличием второго эшелона, который применяется в случаях потери темпа наступления или для развития прорыва, несмотря на то, что встретились с такой обороной, когда нельзя было допустить механический ввод в бой вторых эшелонов, продолжали наступать по схеме устава. Все это вызывало нарушение боевого порядка и приводило к наступлению без предварительной обработки и детальной разведки противника. Войска наступали сразу массой в развернутом порядке, за что товарищ Сталин неоднократно нас упрекал, но мы, приученные к шаблону, этой ошибки быстро выправить не могли, и только боевая практика постепенно изжила этот недостаток. Некоторые товарищи хотят все недостатки отнести за счет качества войск, все неполадки сваливают на войска. Это будет несправедливо. В первый период войны на выборгском направлении наступали кадровые войска, которые были хорошо подготовлены к бою, были дивизии тройного развертывания, но они шли во втором эшелоне. Нечего на войска пенять, надо выявить ошибки, недостатки начальников и недостатки в обучении войск. Как мы наступали на УР (укрепленный район. — Н. В.)?Неправильно говорят, что мы пробовали УР брать с ходу, это неверно. Атака укрепленного района была подготовлена в соответствии с нашими уставными нормами. Много поработали над вопросами взаимодействия, и, в частности, нам много в этом помогли товарищ Павлов и товарищ Воронов. Взаимодействие было прочно организовано, люди работали хорошо, это подтверждают те, кто сам непосредственно видел это на поле боя. Артиллерийский огонь был дан такой мощный, что противник из траншеи бежал, но наступление все же было отбито. Почему? Потому, что не сделали главного, не был разрушен бетон. Защитники обороны оставались в бетоне и пулеметным огнем отрезали пехоту, наступающую за танками. Мы видели героизм танкистов, прорвавшихся через УР, но благодаря тому, что бетон не был разрушен, разрыва между танками и пехотой мы ликвидировать не могли. Поэтому, для того чтобы взять укрепленную полосу, надо сперва разрушить бетон, а разрушить бетон можно только тогда, когда предварительно потрясешь всю систему обороны на участке прорыва. После этой попытки прорыва было получено указание от главного командования, что нужно подойти к вопросу прорыва по-другому. Мы были вызваны в Москву и получили инструкцию лично от товарища Сталина о том, как нужно подойти к решению задачи прорыва. Это указание сводилось к следующему: во-первых, нужно рвать противника на широком фронте. Главное командование решило вести наступление одновременно на всех фронтах, причем отдельные армии должны были наступать в разное время, с тем чтобы лучше растащить резервы противника. При подготовке операции прорыва учить войска на частных операциях и этими частными операциями вскрыть систему обороны противника. Следующее указание: резервные войска обучать на фронте, а не в тылу; обучать должны командиры, уже участвовавшие в боях. До начала общего наступления разрушить бетон и обработать хорошенько передний край обороны противника, а также хорошо оборудовать исходный плацдарм для наступления. В соответствии с этими указаниями товарища Сталина мы и вели подготовку к прорыву. Мы выделили на каждый полк первого эшелона четыре дня на обучение. В эти четыре дня была проведена с каждым полком репетиция атаки. Я считаю, что успехи 7-й армии произошли именно потому, что мы полученные указания добросовестно выполнили. О развитии прорыва. Если мы обратимся к истории, то увидим, что в мировую войну удачные прорывы были, но, как правило, развить эти прорывы не удавалось. Например: сражение на реке Эн (операция Нивеля) — французы всего на фронте имели 176 дивизий, германцы — 144 дивизии. Ширина фронта прорыва 40 километров. Для прорыва французы привлекли 59 пехотных дивизий и 7 кавалерийских против 22 пехотных дивизий немцев. Операция закончилась захватом нескольких выгодных тактических пунктов. Это произошло потому, что немцы могли использовать свободные силы с не атакуемых участков для ликвидации прорыва. Верденская операция в 1916 году — германцы имели 105 дивизий, французы — 141, прорывали на участке 10 километров, десятью дивизиями против восьми французских, прорыв и его развитие не удались, так как французы подвезли последовательно к месту прорыва 65 дивизий, а немцы 56 дивизий. Глубина прорыва всего 7—9 километров. Опыт других прорывов примерно такой же. Нам удался прорыв потому, что в соответствии с указаниями товарища Сталина одновременно атаковали весь фронт финнов, сковали все силы противника, растащили резервы и, когда получили прорыв, то смело, не боясь фланговых ударов со стороны приморской отсечной позиции и позиции севернее озера Муолаярви, приступили к развитию прорыва.
Сталин. Какие орудия сыграли решающую роль?
Мерецков. Артиллерия, танки и авиация.
Сталин. А сколько максимум снарядов выпустили в день?
Мерецков. 7-я армия в день прорыва 149 985.
Сталин. А 13-я?
Мерецков. Примерно то же. В день прорыва по всему фронту армии мы дали массу артиллерийского огня. Артподготовка шла по всему фронту, и противник не знал, где будет главная атака, поэтому сам прорыв получился неожиданным. Во время частных операций, еще до прорыва, у нас бывали артподготовки с расчетом до 20 тысяч снарядов на подготовку. Противник тогда уже считал, что это начался главный прорыв. И не только считал, а был такой день, когда после неудачного действия одного нашего батальона (он отошел) противник решил, что мы разбиты, и перешел в контрнаступление. Жаль, что он в дальнейшем мало повторял такие контрнаступления. Нашими неожиданными частными операциями противник сильно изматывался, он считал каждое наше частное наступление за главную атаку и писал, что мы ведем генеральное наступление, меняя дивизию за дивизией, а на самом деле дивизии вели частные операции отдельными ротами и только в некоторых случаях батальонами. Все это обеспечило внезапность главной атаки.
Голос из зала. И противника изнуряли этим делом.
Мерецков. Противника изнуряли. Мы допрашивали военнопленных, и офицеров в том числе; был один унтер-офицер, который хорошо владел русским языком, он рассказывал, что у них в результате работы нашей артиллерии и авиации появился новый тип санаториев — для психически расстроенных людей. Он говорил, что он только что пришел из госпиталя, и рассказывал, как только он вновь услышал такие канонады, то его всего в дрожь бросило. По его же признанию, он, как защитник, был слабым, физически и морально сломанным человеком.
Сталин. Полукалекой стал.
Мерецков. Поэтому вопрос о мощной артиллерийской обработке при прорыве обороны противника является главным. Авиация с применением крупных калибров бомб играла также большую роль при обработке обороны противника. Когда мы получали указания у товарища Сталина — как рвать укрепленную полосу, то он говорил, что надо бить артиллерией по всему фронту, не жалея снарядов, что найдется более слабое место и в этом месте и следует развивать прорыв, нанося удар по флангам противника. Это верно. Когда мы били противника только с фронта, то имели перед собой напольные стенки его оборонительных сооружений, которые были значительно усилены, а когда прорвались, развертываясь вправо и влево, то получили возможность бить бетон с флангов и с тыла, что значительно легче. Здесь некоторые товарищи, в частности комиссар 50-го корпуса, как будто бы отрицательно относились к тому, что когда нам удалось сделать прорыв, то мы начали развертываться и направо, и налево, вводя в прорыв по одной дороге пять стрелковых дивизий, три танковые бригады и одну стрелково-пулеметную бригаду. Вводить в прорыв такое большое количество войск — дело непростое, но я не мог дожидаться, когда противник подготовит мне большое количество дорог. Развитие прорыва требует большого искусства, и это удалось нам потому, что мы применили указания товарища Сталина. Второй вопрос. О танках и самостоятельных действиях мехсоединений. Я хочу сказать о танках, товарищ председатель Совета народных комиссаров. Танки исключительно доблестно вели себя в бою, но некоторое замешательство у нас с ними было. Мы неправильно ориентировались на потери. У нас был лозунг, что нужно завоевывать победы с малой кровью. Это очень хорошо. Но нельзя завоевывать вовсе без потерь.
Сталин. С малой кровью, но с большим расходованием снарядов.
Мерецков. Это верно. Когда танки понесли потери, некоторые слабые волей стали терять веру в свой род войск. У некоторых командиров был надлом, но товарищ Павлов быстро их перестроил. Если бы не было массы танков, конечно, все сражение по-другому выглядело бы. Другое дело, что мы не совсем умело применяли танки. При прорыве нужно было иметь танки с толстой броней. К концу войны такие танки появились, причем некоторые из них были вооружены 6-дюймовыми пушками. Нужно сказать, что танки играли исключительную роль в войне.
Сталин. Они всегда будут играть.
Мерецков. И будут играть всегда. Я не сторонник защищать мехкорпуса, но я сторонник действия отдельных механизированных и танковых частей. Когда мы входили в прорыв, то мы посадили пехоту на танки и целое соединение пустили вперед самостоятельно. Такой способ был забракован, но я считаю, что в бою нужно разумно использовать всё. Танки действовали самостоятельно и сыграли исключительную роль, овладев станциями Перо и Кямяря. Другой пример. Действие танков в тылу 19-го стрелкового корпуса и на станции Лейпясуо. Третий пример. Выход танкового батальона на Хуумола в тыл противнику открыл возможность двигаться 7-й стрелковой дивизии. Я считаю, что мы не должны отказываться от самостоятельных действий танковых соединений. Механизированный корпус тяжел, малоподвижен, его нужно заменить дивизией, которая должна иметь 200—250 танков, плюс два стрелковых полка своей пехоты. Третий вопрос. О пехоте и ее вооружении.
Сталин. О щитках вы ничего не говорите.
Мерецков. Щиток — это оборонительное средство, он для наступления не нужен, мешает. Наступление пехоты должно обеспечиваться хорошей артиллерийской обработкой и прикрываться плотным огневым валом. Часто требуется перебрасывать пехоту вперед при наличии у противника в обороне отдельных очагов сопротивления, в этом случае можно применить специальный бронированный транспорт. В условиях войны мы часто применяли переброску пехоты на танках, это значительно ускоряло продвижение пехоты по глубокому снегу. Некоторые командиры считали, что к танкам для прикрытия пехоты можно приделать броневые боковины, которые позволят перебрасывать пехоту на танках и под стрелково-пулеметным огнем противника. О перевозке пехоты на поле боя надо подумать и дать решение этому вопросу. Я считаю, что товарищи не правы, когда говорят, что пехота у нас плохая. Такое понятие неверное. Мы должны расшифровать, что такое пехота. Пехота — это значит бойцы, а разве у нас плохие бойцы? Должен сказать, что бойцы у нас прекрасные, но обучены они недостаточно хорошо. Вот об этом, мне кажется, мы и должны будем сказать. Надо отметить при этом, что к войне с Финляндией мы в пехоте оказались плохо вооруженными.