Мэри, Мэри
Шрифт:
Простейшая формула моей профессии: «как» плюс «почему» равно «кто». Если я хочу узнать о Мэри Смит, надо шаг за шагом сопоставить все сходства и различия — и все их возможные сочетания — в каждом из ее преступлений. Значит, необходимо заглянуть в особняк Лавенстайн-Белл.
Я написал: «Электронные письма/Злоумышленник?»
Мои мысли вертелись вокруг данной проблемы. Что общего между настоящим преступником и личностью, созданной им в письмах? Как они пересекаются? Насколько честно — хотя это слово не слишком подходящее — пишет Мэри Смит? В чем она лукавит?
Пока
Я записал еще один вопрос: «Орудия убийства?»
Большинство серийных убийц пользуются двумя разными видами оружия, и Мэри Смит не являлась исключением.
Первое служит для умерщвления. В данном случае это пистолет. Мы уже знали, что каждый раз она использовала один и тот же экземпляр. Насчет ножа такой уверенности не было. Кстати, не стоило забывать и про машину. Никаких иных способов быстрого перемещения по городу не существовало.
На втором месте стояли «инструменты» — с их помощью маньяк удовлетворял свои психопатические наклонности.
Имелись еще детские наклейки с буквами А и Б и сами письма. Обычно для убийцы такие вещи даже важнее, чем выбор оружия. С их помощью они как бы говорят: «Я был здесь» или «Это моя работа».
В худшем случае: «Я хочу, чтобы вы думали, будто я такой».
Подобным способом преступник бросает своего рода вызов, словно дразнит нас: «Приди и поймай меня, если сумеешь».
Эту мысль я тоже записал.
«Приди и поймай меня, если сумеешь».
Напоследок я набросал несколько фраз насчет того, что уже давно сидело у меня в печенках: «Траскотт. Появился шесть недель назад. Кто такой Джеймс Траскотт? Чего он хочет?»
Я спохватился и взглянул на часы. Чтобы успеть на следующую встречу, следовало поторапливаться. Пользоваться автомобилями Бюро я не хотел — зачем мне лишний соглядатай? — и предпочел взять машину в аэропорту.
Я вышел из офиса, никого не предупредив и не сообщив, куда направляюсь. Раз уж я решил опять превратиться в сыщика, надо хорошо вжиться в роль.
Глава 43
Наконец-то я занялся настоящим полицейским делом, и меня это здорово взбодрило. Я просто горел энтузиазмом. Профессор Калифорнийского университета Дебора Пападакис, пригласившая меня в свой загроможденный книгами кабинет — офис номер 22, корпус Рольфа, — нашла себе благодарного слушателя. Она убрала толстую пачку рукописей с единственного стула в комнате и переложила их на пол.
— Я вижу, вы заняты, профессор. Боюсь, это еще мягко сказано! Спасибо, что согласились встретиться.
— Рада вам помочь. — Она кивнула на свободный стул. — Никогда не видела Лос-Анджелес таким взбудораженным со времен… ну, не знаю — Родни Кинга. [9] Ужасная история. — Она торопливо вскинула руку и добавила: — Впрочем, теперь совсем другое дело. В любом случае для меня ваша просьба не совсем обычна. Я больше специализируюсь по коротким рассказам и эссе. Детективами почти не интересуюсь. Правда, я читаю Уолтера Мозли, но он скорее социолог, чем писатель.
9
Чернокожий таксист, жестоко избитый полицейскими в 1992 г. После того как суд оправдал их, в Лос-Анджелесе начались расовые волнения.
— Мне пригодится любая помощь. — Я протянул ей копии писем Мэри Смит. — Не хочу повторяться, но будет лучше, если разговор останется между нами.
Визит в университет, как и все это расследование, был целиком моей инициативой. Никакого официального разрешения на демонстрацию писем — ни ей, ни кому бы то ни было иному — я не получал.
Профессор налила мне чашечку кофе из старого кофейника, и я подождал, пока она прочитает письма.
Кабинет Деборы Пападакис был, вероятно, одним из самых старых помещений университета. Он выходил во внутренний дворик и сад скульптур, где студенты отдыхали и делали свои задания, наслаждаясь чудесным калифорнийским солнцем. В других комнатах окна смотрели в основном на улицу. Массивный сосновый стол, диплом премии О'Генри, висевший в рамке на стене, — все это производило впечатление основательности и большого опыта.
Во время чтения профессор пару раз издала негромкое «хм». Наконец она подняла голову и взглянула на меня. Ее лицо побледнело.
— Ну что ж, — произнесла она, глубоко вздохнув. — Первые впечатления очень важны, так что начнем с них.
Я встал, а Пападакис взяла красный карандаш и стала подчеркивать фразы в распечатке.
— Видите здесь? И вот тут? Очень энергичные вступления. Вроде «Это я тебя убила» или «Я видела, как вы ужинали вчера вечером». Они сразу привлекают внимание, по крайней мере таково намерение автора.
— Что это может означать?
У меня имелись собственные гипотезы, но я пришел за мнением профессора. Пападакис покачала головой:
— Звучит эмоционально и немного нарочито. Писавший это человек тщательно выбирал слова. Здесь явно не поток сознания.
— Что еще можно заключить по письмам? Ваше мнение для меня очень ценно, профессор Пападакис.
— Я бы сказала, что автор отстраняется от собственных поступков.
Профессор взглянула на меня, будто ожидая одобрения. Я сомневался, что подобная неуверенность вообще была в ее характере. Во всем остальном она выглядела вполне твердой и даже приземленной женщиной.
— Не считая, может, тех случаев, когда он упоминает о детях.
— Продолжайте, — произнес я. — Меня интересуют дети. Что вы об этом думаете?
— Когда Мэри Смит описывает свои действия, это выглядит декларативно. Много коротких фраз, иногда просто скороговорка. Вероятно, она специально выбрала такой стиль, но скорее всего дело в бессознательной уклончивости. Я часто сталкиваюсь с проблемой, когда писатель боится собственного материала. Будь на ее месте моя студентка, я посоветовала бы ей позволить тексту быть более шероховатым. — Профессор пожала плечами. — Впрочем, я не психолог.