Мэри, Мэри
Шрифт:
Монни Доннелли сдержала слово и уже выдала мне первую порцию сведений о Джеймсе Траскотте. Ничего особенного я не обнаружил. Честолюбивый, настырный, но вполне уважаемый член журналистского сообщества. Никаких связей с убийствами Мэри Смит.
Я взглянул на часы, тихо выругался и быстро набрал домашний номер, надеясь, что успею пообщаться с Дженни и Деймоном раньше, чем они лягут спать.
— Здравствуйте, вы позвонили семье Кросс. С вами говорит Дженни Кросс.
Я не удержался от улыбки.
— Это магазин поцелуев и объятий? Примите, пожалуйста, заказ.
— Привет, папа. Я знала, что ты позвонишь.
— Неужели я так предсказуем? Ладно, не важно. Надеюсь, вы готовитесь ко сну? Попроси Деймона взять другую трубку.
— Я уже здесь, папа. Догадался, что это ты. Ты действительно предсказуем. Но это даже к лучшему.
Я быстро расспросил детей о последних новостях. Деймон попытался выманить у меня разрешение на покупку компакт-диска с пометкой «Только для взрослых». Я был тверд, как скала; к тому же он еще ни слова не сказал о своей таинственной девице. Дженни готовилась к первому посещению научного кружка и интересовалась, могу ли я проверить ее друзей на детекторе лжи.
— Конечно. Только сначала я проверю вас с Деймоном.
Дженни выложила новость, которая заставила меня вздрогнуть:
— К нам снова приходил тот журналист. Нана выгнала его. Заявила, что он позорит свою профессию.
Поговорив с детьми, я переключился на Нану, затем заказал ужин в номер. Наконец позвонил в Сан-Франциско Джамилле. Я чувствовал, что откладываю напоследок самые трудные звонки. Правда, приходилось учитывать еще и разницу во времени.
— Дело Мэри Смит быстро приобретает национальные масштабы, — заметила Джамилла. — Говорят, что полиция Лос-Анджелеса совершенно беспомощна.
— Давай не будем о работе, — попросил я. — У тебя все в порядке?
— Если честно, Алекс, я спешу. Меня ждет друг… просто друг, — добавила она быстро. — Можешь не беспокоиться.
А звучало как «можешь беспокоиться».
— Ладно, иди, — усмехнулся я.
— Поговорим завтра? Извини, но мне надо бежать. До завтра, Алекс.
Мы попрощались, и я повесил трубку. Просто друг…
Отлично, два звонка сделано, остался один. Правда, самый сложный. Я взял трубку и набрал номер по памяти.
— Алло?
— Это я, Алекс.
Повисла долгая пауза.
— Привет, — послышался ответ.
— Можно мне поговорить с Алексом?
— Конечно. Подожди, сейчас я его позову. Он только что закончил есть. Играет в своей комнате.
Я услышал какое-то шуршание и приглушенный голос Кристин: «Это папа». Последнее слово вонзилось в меня как игла, наполнив и сладостью, и болью.
— Привет, папа.
Милый голосок Алекса вызвал во мне бурю чувств. Но больше всего — безумную тоску по сыну. Я видел его маленькое личико, его мягкую улыбку…
— Привет, медвежонок. Как дела?
Как и любой трехлетний малыш, маленький Алекс еще с трудом общался по телефону. Разговор, к сожалению, получился коротким. После очередной паузы я услышал, как Кристин прошептала:
— Скажи папе «до свидания».
— До свидания.
— Скоро увидимся, — откликнулся я. — Я люблю тебя, малыш.
— И я люблю тебя, папа.
Маленький Алекс повесил трубку. Раздался сухой щелчок, и я снова оказался один в своем номере, завязший в деле Мэри Смит, отрезанный от тех, кого любил больше жизни.
Часть третья
Отвлекающий маневр
Глава 47
Мэри Смит сидела на парковой скамейке и смотрела, как ее малышка Эшли резвится на игровой площадке. Вот и славно. Пусть набегается раньше, чем Брендан и Адам вернутся из детского сада, может, хоть тогда у Мэри хватит времени немного отдохнуть и набраться сил на новый день.
Она раскрыла лежавшую на коленях новую тетрадь и с удовольствием взглянула на красивую обложку и чистую бумагу. Дневник был ее единственной отдушиной. Она старалась писать понемногу каждый день. Позже, когда дети вырастут, они все прочтут и узнают, что она была не только поваром, няней и шофером. А пока ей приходилось сражаться даже с дневником. Мэри не заметила, как на первой странице появились «помидоры», «морковное пюре», «злаковый коктейль» и «памперсы». Ну и растяпа!
Нет, так не пойдет. Она аккуратно вырвала страницу. Пусть это глупо, но дневник для нее — настоящее святилище, и в нем нет места для списков покупок и меню.
Мэри вдруг заметила, что Эшли исчезла. Господи, помилуй! Где она?
Еще секунду назад была здесь, а теперь пропала. Секунду? Мэри напряглась. Неужели уже прошло гораздо больше?
— Эшли? Деточка?
Ее взгляд быстро пробежал по маленькой площадке. В толпе детей мелькало несколько светлых головок, но Эшли среди них не было. Всю территорию огораживала железная сетка. Куда она могла деться? Мэри бросилась к воротам:
— Простите, вы не видели здесь маленькую девочку? Светлые волосы, джинсы, красная футболка?
Никто не видел.
«Боже, умоляю, только не это! Нет, нет, нет!»
И тут она заметила ее. Сердце у нее едва не выпрыгнуло из груди. Эшли спряталась за деревом в дальнем углу площадки. Мэри издала нервный смешок, смущенная тем, что так быстро ударилась в панику. «Господи, что со мной такое?»
Она приблизилась к дочке:
— Что ты здесь делаешь, золотко?
— Играю в прятки, — ответила девочка. — Просто играю, мама.
— Но с кем ты играешь, я не понимаю.
Мэри с трудом держала себя в руках. На них стали оглядываться.
— С тобой, мама.
Эшли улыбнулась так обезоруживающе, что у Мэри защемило сердце. Она склонилась над ребенком и прошептала ей на ухо:
— Эшли, ты не должна прятаться от меня. Если ты не видишь меня, то я не вижу тебя. Понимаешь?
— Да.
— Ладно, а теперь можешь полазить на турникетах.
Мэри отошла и села на другой скамейке, подальше от неодобрительных взглядов. Молодая мать, читавшая рядом «Лос-Анджелес таймс», приветливо улыбнулась: