Мэри Роуз
Шрифт:
Отец со вздохом наклонился и взял на руки Фенеллу, которая была очень легкой для своего возраста. Фенелла замерла у него на груди. Серебристые звуки фанфар и тоска по миру чудес и корабельных приключений манили ее со страшной силой, но гордость девочки страдала от того, что отец, не колеблясь ни минуты, променял бы ее на сына. «Если я тебе не нужна, не думай, что будешь нужен мне».
— Приглядывай за малышкой. Она все, что у нас есть.
— Это почти то же самое, как если бы у нас ничего не было.
Мать Фенеллы закатила глаза. Она была старше
Отец открыл дверь и вынес Фенеллу в прохладу занимающегося дня. По узкой улочке текли потоки людей. Праздничная музыка становилась громче, а утренний воздух был соленым и густым, как тесто, которое месила вечерами в кухне служанка Дина, чтобы утром испечь хлеб, на котором от свежести будет хрустеть и трескаться корочка.
— Этот ребенок вечно голоден, — жаловался отец. — Вместо сына мне досталась гусеница, готовая сожрать даже волосы на моей голове.
Отцовские волосы выглядывали из-под койфа. Фенелла к ним не прикасалась. Она испытывала голод, который пробуждало в ней море.
Через плечо она видела Дину, которая выполняла не только свои обязанности служанки, но еще и присматривала за детьми. Сейчас она следовала за ними, словно молчаливая тень. Прежде чем они дошли до границы дока, отец отдал Фенеллу своей «тени».
С сыном на руках мужчина с удовольствием показался бы в порту, но нежеланную дочь нужно было отдать женщине.
Стоявшие у ворот стражники как раз разомкнули копья, чтобы пропустить отца, когда за спинами у них поднялся крик. Еще двое стражников тащили сквозь толпу одетую в лохмотья женщину, тощую, как скелет.
— Опять Томазина, — произнес один из стражников, обращаясь к отцу Фенеллы. — Если король услышит, что она кричит, этот великий для нашего города день будет испорчен.
— У вас не корабль, а наваждение, и он проклят! — кричала оборванка. — Он не благословен, равно как и Вавилонская башня! Каждая доска в нем будет оплачена человеческими жизнями.
— Кто ее вообще впустил? — недовольно поинтересовался отец.
— Одному Небу известно. — Его знакомый пожал плечами. — Некоторые верят, что, если ее тронуть, будет несчастье.
Стоявшие на страже слегка раздвинули доски, чтобы их товарищи могли вытолкать оборванку. Та сопротивлялась — откуда только силы взялись — и кричала во все горло:
— Вы хвастуны и богохульники, люди Портсмута! Вы потеряете и свой гордый корабль, и своих лучших юношей в придачу!
За ней, заходясь от хохота, толпой валили зеваки.
— Давай, Томазина, расскажи нам что-нибудь хорошее о будущем, тогда кто-нибудь поделится с тобой своим элем!
— Как там мои звезды, Томазина? И что скажешь насчет светловолосой племянницы лесного мельника, пойдет ли она со мной на сеновал после страды?
Один из насмешников вырвал у стражника копье и ткнул им Томазину в зад. Женщина полетела вперед, и стражники, схватив ее, вытолкали на улицу. Дина, стонавшая под весом Фенеллы, облегченно вздохнула и хотела было пройти вслед за отцом в ворота, но Фенелла выпрямилась и глянула через ее плечо на Томазину. Та стояла на коленях в уличной грязи, опершись на свои тощие руки и подняв голову. На лицо упали слипшиеся пряди волос.
— Эй, девочка, — произнесла она, обращаясь к Фенелле. — Ты думаешь, что там, внизу, тебя ждет развлечение, но нет, в порту ждет лишь смерть.
В ее словах не было реальности, и все, что сейчас происходило, было похоже на сцену, ставшую кульминацией одной из тех историй, к которой Сильвестр мог бы сложить песню.
— Ну что, ты идешь? — проворчал отец, обращаясь к Дине, с трудом удерживающую равновесие, поскольку Фенеяла перевесилась через ее плечо.
— Беги, не позволяй им затащить тебя на верфь! — говорила между тем Томазина Фенелле. — Если ты не сбежишь, то не выберешься с корабля мертвых живой. Можешь полагаться на своих друзей, но иногда другу приходится трижды спасать жизнь, прежде чем станет ясно, кто он ему на самом деле.
Носильщик протащил мимо два чана на коромысле и наступил на руку пророчице. Та вскрикнула, и в тот же миг Дина наконец высвободила свое плечо от хватки Фенеллы.
— А теперь вперед, юная леди, и не слушай, что болтает ведьма. А то еще сбудется. — И служанка последовала за отцом в толпу со всей скоростью, на которую были способны ее толстые ножки.
Фенелла пожалела, что слушала старуху. Слова Томазины оставили в душе смутное чувство, и она даже думать не хотела о том, что они означают. Она вообще ни о чем не хотела думать, кроме корабля Энтони. В конце концов, сегодня по-прежнему тот самый день, которого они ждали столько месяцев.
Море успокоило бушевавшую в душе бурю, заставило умолкнуть жестокие слова. И хотя за толпой моря видно не было, его запах девочка не спутала бы ни с каким другим. Он наполнял Фенеллу знакомым волнением, позволял забыть безумные предупреждения старухи.
Впереди, на набережной, стояла приготовленная для короля трибуна, украшенная гирляндами из красных и белых роз, символов династии Тюдоров. Фенелла успела краем глаза увидеть его, короля Генриха VIII, блестящего правителя, из-за которого Англии завидовал весь мир. В своем красном меховом щаубе он казался высоким и даже широкоплечим. Несмотря на то что ему было всего лет двадцать, он занимал столько пространства, что крохотная королева — испанка Екатерина, бывшая на пару лет старше его, — рядом с ним казалась почти незаметной.
Было очень волнительно наблюдать за ними обоими: королем, правившим судьбами Англии, словно штурман своим кораблем, и королевой, которая родит ему наследников. Но в тот день все приветствовали другую — многообещающую и уникальную, героиню всех их рассказов. «Мэри Роуз». Четырехмачтовое судно водоизмещением пятьсот тонн, которое поплывет к новым берегам и принесет своей стране бесконечную славу. На самом деле сегодня со стапеля сходили два корабля, но в ушах Фенеллы звучали слова Энтони: «Второй вскоре забудут, будут помнить только то, что здесь строили “Мэри Роуз”».