Мэри Роуз
Шрифт:
Джеральдина натянула на себя пуховое одеяло.
— Давай спать, — произнесла она. — Можешь срывать мир с петель завтра, но только потише, чтобы тебя не услышал ни один шпион.
— Согласна, моя любимая шпионка. — Анна разбежалась, запрыгнула обратно в постель и бросилась на подушки. — Спокойной ночи, Джеральдина. С Новым годом.
Часть вторая
Якоря и брасы
1524 - 1526
Tranquillo porto avea mostrato Amore
A la mia lunga et torbida tempesta.
Тихую
Во время долгой той житейской бури.
7
Сильвестр
Портсмут, сентябрь 1524 года
Медленно, подобно тому, как сменяют друг друга прилив и отлив, заканчивалось лето. Оно было влажным, и люди возмущались испорченным урожаем, растущими ценами и мрачными предзнаменованиями. Но для Сильвестра это было лето с Фенеллой.
Счастье не отворачивалось от семьи Сильвестра много лет. На данный момент верфь его отца кормила тридцать рабочих и была самой крупной в Портсмуте. Отец также купил землю Мортимера Флетчера, заброшенную со дня смерти Ральфа. Его собственные строения нужно было расширять, и, кроме того, таким образом он оказывал услугу бывшему другу, который едва сводил концы с концами. Если бы все сложилось не так, как захотел Сильвестр, то Мортимер Флетчер мог бы и почернеть от голода, а его жена, которая сидела на своей скамейке, словно живой мертвец, не меньше. Но Джеймс Саттон всегда был очень мягким человеком.
С весны Сильвестр все больше и больше брал на себя обязанности отца. Тот по-прежнему отличался блестящим здоровьем, но работа в городском совете требовала времени, нужно было поддерживать бесчисленное множество связей и знакомств.
— Мне нравится наблюдать, как мой сын становится мужчиной, — сказал он Сильвестру. — Тем более если мне не дано увидеть, как становится женщиной моя дочь.
Сильвестр с удивлением обнаружил, что ему это тоже нравится. Он не был рожден строить корабли, не обладал и десятой долей гениальности Энтони, но подчиненные любили его, как прежде любили его отца. После стольких лет опеки ему очень приятно было самому заботиться о семье. Об отце, который осыпал его похвалами, о тетушке, которая вела хозяйство, похожее на смесь из королевского двора и приюта для бедняков. О Джеральдине в Лондоне, которой постоянно нужны были платья, о старой миссис Клэпхем и о Фенелле.
Когда он приходил домой после работы, Фенелла была там. Он чувствовал это, лишь сделав первый шаг в холл, и сердце подпрыгивало. В аромате дома появилась новая нежная нотка, пронизывавшая все. Нотка Фенеллы. Подбегая к лестнице и замирая, он слышал ее. Прошлым вечером они, как часто бывало, сидели в гардеробной и выслушивали проповеди тетушки Микаэлы.
— Господь Бог дал тебе роскошные волосы, гребешок ты эдакий, — ругалась она, — только бедный Господь не рассчитывал на девушку, которая не ухаживает за волосами. Чего ты ждешь, а? Что он спустится во плоти и расчешет твои космы?
— Не будьте так строги со мной, тетушка Микаэла, — отвечала Фенелла.
— Вы все так говорите. Мастер Сильвестр, который в жизни не сделал ничего дурного, и госпожа Джеральдина, которая проделывает это играючи. Карлос, мой ленивый повар-мопс, служанки, которые садятся мне на шею, и хозяин дома, прекрасный Senor Ingles [2] , любимая игрушка моей сестры. И только моя черная морская звезда никогда и бровью не шевельнул, когда я ругала его.
— Ваша черная морская звезда — это Энтони Флетчер?
2
Сеньор Англичанин (исп.)
— А кто ж еще? Темная половина твоего светлого жениха. С тех пор как моя черная морская звезда уехала отсюда, бедная моя треска, Сильвестр, стала совсем сухой — никто ведь не поливает. Хорошо, что у него есть ты и ему достается хотя бы немного солнца.
— Вы слишком добры ко мне! — восклицала Фенелла своим красивым, с некоторой хрипотцой и смешинкой голосом.
— Тут ты, может быть, и права, — отвечала тетушка. — Этот войлок у тебя на голове не заслуживает и доброго слова. Сто расчесываний вечером и сто утром — вот что нужно девичьим волосам. Моя мать считала каждое расчесывание, мне не забыть этого до конца своих дней.
Фенелла все еще смеялась, весело, нежно, но настоящей радости в смехе не было. «Все верно, — думал Сильвестр. — Мы с Фенеллой подобны двум высохшим рыбам, которым не хватает воды. Наш Энтони, наша вода, наша черная морская звезда, держал нас вместе, сколько мы себя помним». Что ж, по крайней мере они были друг у друга. Но то, что они друг у друга были, не означало, что они должны обходиться без солнца. Они слипнутся еще больше и будут крепко держаться друг за друга, пока не вернется Энтони.
«А если он не вернется? — Сильвестр слышал, как Фенелла с тетей смеются, и впервые задумался об этом. — Что, если то, что держит его там, окажется сильнее того, что можем дать ему мы?» Позже, пытаясь уснуть, он понял, что Фенелла останется с ним, если Энтони не вернется. Пока они есть друг у друга, у них будут воспоминания об историях и мечтах. Возможно, все будет так же, как сейчас: словно они по-прежнему втроем, словно частичка Энтони осталась в каждом из них.
На следующее утро прибыл посыльный и принес письмо от Энтони.
В Саутгемптоне был базар, и Сильвестр отправился пораньше, чтобы купить азуэлу. После ему нужно было зайти к отцу Бенедикту — услуга, которую навязал ему Энтони, хотя Сильвестр ненавидел этого самопровозглашенного охотника за еретиками. Декан растерял свой приход и уже не проповедовал в церкви Святого Фомы, а проводил дни за написанием провокационных писем лондонскому епископу и донося на людей. Жил он на те скудные крохи, которые присылал ему с письмами Энтони.
Сильвестра возмущало, что друг так заботится о старике, но Энтони всякий раз снова ловил его на крючок:
«Передай Фенхель пару строчек Петрарки, а отцу Бенедикту пару монет. Ты мой друг, Сильвестр. Если ты не сделаешь этого для меня, мне больше некого попросить».
И как отказать в таком случае? Человек, едва не задыхающийся от гордости, просит о помощи; его друг, который не доверяет никому, полагается на него. Именно неуклюжего и пугливого Сильвестра он назначил своим заместителем для двух людей, которых любил: своей девушки и человека, в котором по непонятной причине по-прежнему видел отца.