Мерлин
Шрифт:
— Более того, короли Диведда уже решили их поддержать.
Кустеннин задумался.
— Кто эти замечательные люди?
— Аврелий и Утер, сыновья Константина. Полагаю, при поддержке кимрских и северных королей Аврелий станет Верховным королем.
— А второй — Утер?
— Военачальником, о котором ты говорил.
Кустеннин понемногу начинал видеть то, что открылось мне. Он кивнул, потом спросил:
— Западные владыки готовы идти за ним?
— Да, — заверил я. — С ними я говорил, как сейчас говорю с тобой. От их имени Теодриг послал своего
Кустеннин легонько хлестнул поводком по ладони.
— Тогда и северные владыки его поддержат. — Он мрачно улыбнулся. — И, клянусь Богом, которому ты служишь, хорошо бы ты оказался прав.
— Прав я или ошибаюсь, — сказал я, — однако новый король и его брат — единственная наша надежда.
На следующий день Кустеннин отправил гонцов к своим вождям и воеводам, прося их собраться в Годдеу и поддержать Аврелия как Верховного короля и Утера как верховного воеводу. Я в общих чертах догадывался, что ответят вожди, но не знал, как это воспримет Утер.
Это мне вскорости предстояло выяснить.
Глава 4
Не скажу, чтобы Утер скакал от радости, услышав о решении северных владык: они поддержат Аврелия, если Утер возглавит войско. Утер сам метил в Верховные короли, и предложение показалось ему унизительным.
Я изложил ультиматум в первые же минуты по возвращении из Годдеу. Кустеннин, подобно Теодригу, отправил со мной советников, и Аврелий видел их, когда мы въезжали в лагерь холодные и вымокшие, потому что моросило с утра. Король потребовал меня к себе еще до того, как я переоделся в сухое. Аврелий с Утером выслушали мой краткий рассказ, и Утер заговорил первым:
— Значит, лающему псу бросили кость, чтобы заткнуть пасть?
Я не ответил, и он продолжал, тыча кулаком мне прямо в лицо:
— Это ты их подговорил! Ты, Мерлин, вечно лезешь в чужие дела!
Аврелий хранил спокойствие:
— Утер, не принимай так...
— А как принимать, братец дорогой? Меня делают твоим оруженосцем, а ты сидишь и молчишь, — упорствовал Утер. — Я мог бы по меньшей мере стать королем.
— Замысел принадлежит Кустеннину, — сказал я, — а насчет того, что это будет условием, решил не я, а его вожди. И все же, я считаю, что мысль неплохая.
— Подумай, Утер, — сказал Аврелий, ища, чем бы задобрить брата, — из нас двоих ты лучше воюешь.
— Верно, — буркнул Утер.
— А я старше, значит, править мне. — Аврелий устремил на него строгий взгляд.
— Тоже верно, — признал Утер.
— Так что мешает тебе сделаться верховным воеводой?
— Это оскорбление,— фыркнул Утер.
Я проглотил слова, вертевшиеся на языке.
Аврелий положил руку брату на плечо.
— С каких это пор оскорбительно возглавлять величайшее воинство мира?
Утер смягчился. Аврелий продолжал бить в ту же точку.
— Разве оскорбительно быть верховным воеводой всех бриттов? Подумай, Утер! Сотни тысяч людей под твоим началом! — тысячи тысяч! — и все смотрят на тебя. Ты завоюешь великую славу, твое имя останется в веках.
Аврелий бесстыдно играл на самолюбии брата и, надо сказать, с успехом.
— Величайшее воинство Империи, — пробормотал Утер.
— В прежние времена, — вставил я, — верховный военачальник звался Dux Britanniarum. Максим Магн носил этот титул до того, как стать императором.
— Вот видишь? Со времен императора Максима у нас не было верховного военачальника. Прекрасный титул, и ты один будешь его носить. — На этом месте Аврелий смолк, отступил на шаг и вскинул руки в старинном римском приветствии: — Здрав будь, Утер, Dux Britanniarum!
Утер не мог долее сдерживаться, он расплылся в улыбке и ответил:
— Здрав будь, Аврелий, Верховный король бриттов!
Они со смехом обнялись — одно слово, мальчишки! Я дал им повеселиться, потом объявил:
— Так вот, Теодриг и Кустеннин ждут ответа от вас обоих. Их советники у меня в шатре и хотят с вами поговорить, прежде чем возвращаться к своим господам. Думаю, не следует их больше томить.
Не знаю, где Аврелий научился так обращаться с людьми, но делал он это мастерски. Мало того: он обладал достоинством, которое выручало его, когда не помогали слова. Сказать, что он взял советников лестью и уговорами, значило бы солгать. Он действовал куда тоньше.
Он не уговаривал, а убеждал, не льстил, а поднимал людей в их собственных глазах. С Утером он, естественно, обращался иначе. При этом в нем не было ни лжи, ни коварства. В его жилах текла кровь императоров, которую он не хотел бесчестить.
Узнав Аврелия ближе, я проникся к нему любовью и уважением. Такой человек и был нужен нашему народу. Я видел: вот кто объединит королевства под своей властью, а Утер поведет их в бой. Вместе они составляли внушительную силу, хотя ясно было, кто мудрей и сильней.
Утер попросту не обладал нужным складом характера. Вероятно, не его в том вина. Такие люди, как Аврелий, рождаются редко. Просто Утеру не повезло — он был братом Аврелия и всю жизнь оставался в его тени. Вот почему я решил никогда их не сравнивать, даже не хвалить Аврелия в присутствии Утера — или даже в его отсутствие, — не добавив нескольких приятных слов в адрес самого Утера.
Пустяк, скажете вы, но на таких пустяках и строятся империи.
Северные и западные королевства встали под знамена Утера, и непокорные владыки Ллогрии внезапно поняли, что могут распрощаться с мечтами о верховном владычестве. Большая часть, если и не осознала всех выгод единства, то хотя бы поняла, что разумнее будет покориться, и присоединилась к северу и западу в поддержке Аврелия.
Остальные, сжигаемые и ослепляемые жаждой власти, представляли собой серьезную угрозу. Они готовы были биться с Аврелием за престол; пламя их страсти могла угасить лишь кровь. И кровь лилась: много доблестных воинов, способных сразиться с ютами и саксами, пали от руки соплеменников.