Мерлин
Шрифт:
Даже без праздничного убранства помещение выглядело далеко не бедным. С первого взгляда я понял, что деметы и силуры по- прежнему обладают большим богатством, а следовательно, и властью.
— Все так, как я и хотел. — От моего внимания не укрылось слово «предупредить», которое, несмотря на искреннее радушие, выдавало потаенную тревогу. Я мог бы успокоить Теодрига одним словом, но решил немного подождать, чтобы лучше разобраться в его характере.
Хозяин приказал принести кушанья и пиво в гостевой чаше — большой, серебряной, с двумя
— Это — Гованна, моя жена, — сказал Теодриг.
— Добро пожаловать, друг, — ласково промолвила Гованна. — Здоровья тебе и успеха твоему странствию.
Я взял у Гованны чашу, поднял за ручки и выпил. Пиво был прохладное, пенистое и прозрачное, пробуждающее аппетит.
— Сдается, пивоваренное искусство достигло новых высот с тех пор, как я держал подобную чашу, — заметил я. — Королевский напиток!
— Когда ты закончишь свои дела в наших краях, мы дадим тебе в дорогу бочонок, — отвечал Теодриг.
Он пытался выпытать, зачем я здесь, не задавая прямых вопросов, что было бы неучтиво. Я мог вообразить, какие мысли вертятся в его голове. Мирддин, бывший король и властитель этого края, мог вернуться только за одним — потребовать назад престол и земли. Выходит, он сам остается ни с чем? Он видел, что я без дружины, и гадал, что это может значить.
— Сердечно благодарю, — сказал я, ставя чашу на стол.
В этот миг из кухни принесли кушанья. Мы сели: я по левую руку от Теодрига, Гованна с маленьким сыном Меуригом — по правую, и приступили к еде.
Пока мы ели, я упомянул о переменах, которые приметил в городе и каере. Теодриг с грустью рассказал, что город пришлось оставить и выстроить крепость на холме.
— Виллу спасти не удалось, — сказал он, — хотя кое-какие сокровища мы сохранили. — Он указал на пол у очага, и я увидел красно- бело-черную мозаику, некогда украшавшую пиршественный зал Гледдиврудда.
Как жаль терять подобную красоту! А ведь мы по-прежнему теряем столько неповторимого!
— Так туго пришлось? — спросил я, недоумевая.
Он медленно кивнул.
— Туговато. В тот день, когда погиб Мелвис, враги захватили город и виллу. Когда подоспел мой отец, Тейтфаллт, спасать было практически нечего.
После ужина мальчишки, видевшие у меня арфу, вытолкнули вперед самого смелого: у них-де ко мне смиренная просьба.
Теодриг уже собирался отчитать наглеца и выставить его вон, но я вмешался:
— С радостью спою им песню, лорд Теодриг.
У мальчишки округлились глаза, ведь я угадал его невысказанную просьбу. По правде сказать, я столько раз видел, как мальчики смотрят на барда, что особой прозорливости тут не требовалось.
— Принеси мою арфу, Гелли, — сказал я. Мальчик вытаращил глаза, дивясь, откуда мне ведомо его имя. Как это часто случалось после моего безумия, я сам не знал, покуда не произнес. Однако стоило слову прозвучать, и я чувствовал, что оно истинно.
—
Я спел им о дочерях Ллира и угодил всему Каер Мирддину. Просили петь еще, но я устал и потому отложил арфу с обещанием порадовать их в другой раз. После этого народ начал расходиться спать. Королева Гованна пожелала нам доброй ночи и унесла зевающего Меурига. Теодриг велел принести еще пива, и мы вместе с Пеллеасом и двумя королевскими советниками удалились в его личные покои за плетеной перегородкой в дальнем конце зала.
Было ясно, что властитель Каер Мирддина намерен вытянуть из меня причину моего приезда, хотя бы ему пришлось сидеть до утра. Я достаточно видел за этот вечер, чтобы понять: Теодриг человек достойный и, как бы ни повернулись события, поступит по чести.
Поэтому я решил скорее развеять его тревогу.
Мы уселись друг напротив друга; с потолочной балки свисал ситовый светильник, и круг красноватого света покрывал нас, словно плащом. Слуга наполнил пивом окованные серебром рога. Пеллеас стал за креслом: безмолвный, непроницаемый, он высился у меня за спиной, словно ангел-хранитель; да он по сути и был моим ангелом.
Теодриг отпил большой глоток и, не сводя с меня глаз, двумя пальцами вытер пену с длинных усов. Я заметил, что его приближенные не пьют.
— Занятная была ночь, — благодушно протянул он. — Давненько у моего очага не слышалась песня барда. Спасибо, что наполнил этот чертог радостью. Я наградил бы тебя за песню... — Он помолчал и взглянул мне прямо в лицо, — но сердце мне подсказывает: ты возьмешь лишь то, за чем сюда прибыл.
— Король и повелитель, — быстро отвечал я, — не жди от меня угрозы твоему трону. Я здесь не затем, чтобы его требовать, хотя мог бы и с полным правом.
— Однако не требуешь? — Он рассеянно потер подбородок.
— Нет. Я здесь не затем, чтобы получить назад свои земли.
Он взглянул на своих людей, словно подавая безмолвный знак, и сразу напряжение — еле заметное, но все же явное — схлынуло. Налили еще пива, на этот раз выпили все. Опасный миг миновал.
— Скажу начистоту, Мирддин, — молвил Теодриг, — я не знал, как с тобой быть. Это твое королевство по праву, которое я не стану оспаривать... но я властвовал здесь столько лет, а до меня мой отец...
— Не объясняй, Теодриг, я хорошо понял. Поэтому я и отказываюсь от любых притязаний. Слишком много времени прошло, поздно мне возвращаться на трон. Мирддин больше не будет королем.
Теодриг сочувственно кивнул, но ничего не сказал.
— Да, — продолжал я. — Королем я больше не буду, но в память о тех временах, когда я правил Диведдом, прошу твоей помощи человеку, который отчаянно в ней нуждается.
— Твоему другу, Мерлин, — с жаром произнес Теодриг (явно сказывалось облегчение), — мы поможем, чем скажешь. Говори.