Меровинги. Король Австразии
Шрифт:
Не выдержав яростного натиска «Красных драконов», франки отступили и, достигнув небольшой крепости, заперлись в ней, предварительно подняв мост. Когда разгоряченные погоней викинги прыгнули в ров с водой, оказавшийся, на их счастье, неглубоким, сверху на них тотчас обрушился град франкских стрел. В силу невыгодности положения и ненадежности кожаных щитов настал черед отступать неприятелю.
Конунг Свингерсон и его воины, пополнив по пути отступления запасы провизии забитой домашней скотиной, вернулись в Руан.
После короткой передышки Верховный Ярл Хохилайх принял решение захватить
Будучи ранен в плечо и истекая кровью, прибывший в Лютецию гонец, сообщил начальнику гарнизона, охранявшего стены города:
– Руан подвергся нападению «Красных драконов». Теперь они направляются сюда…
Вверив раненого гонца заботам гарнизонного лекаря, сам начальник гарнизона поспешил к королю Хильдеберту.
Молодой король хорошо помнил рассказы отца, как викинги грабили прибрежные территории Сены и Луары, сжигая все на своем пути и не беря пленных: их интересовала только добыча. Они налетали с моря подобно диким хищникам и тотчас принимались грабить дома, убивать мужчин, насиловать женщин… Не щадили даже детей: попросту рассекали им головы мечами.
Хильдеберт принял решение обратиться за помощью к братьям. Гонец сказал, что у Руана вся река, насколько хватало взора, кишела кноррами. Значит, «Красных драконов» может насчитываться порядка тысячи, а стены Лютеции охраняют лишь пятьсот воинов: остальные брошены на охрану приграничной зоны и земель Аквитании. Для сбора полноценной армии потребуется время, а его, к сожалению, нет. Если же оголить Аквитанию, этим можно спровоцировать бунт местных племен.
Хильдеберт быстро написал три письма, с которыми и отправил гонцов к братьям.
Кнорры появились на рассвете. Даже в утренней дымке дежурившие на сторожевых башнях воины смогли различить их красные резные носы, изображающие чудовищ. Кораблей было столь много, что стражи с дозорных башен быстро сбились со счета. Но король Хильдеберт успел подготовиться к встрече с неприятелем: ворота города заперли, лучники заняли позиции у бойниц, горожане подогревали смолу и масло в металлических чанах, артификсы привели метательные приспособления в боевую готовность, предупрежденные об опасности обитатели предместий укрылись в лесу.
Неожиданно дозорные увидели бегущую к городским воротам группу крестьян, преследуемую отрядом викингов: видимо, несчастные понадеялись, что беда обойдет их селение стороной, и не покинули своих домов.
– Открыть Северные ворота! – приказал Хильдеберт. – Лучники, к бою!
В Северных воротах открылась небольшая калитка – стражники не рискнули распахнуть их полностью, – и обезумевшие от страха крестьяне ринулись сквозь нее, торопясь обрести защиту за стенами города. Едва калитка за ними захлопнулась, как у ворот появился передовой отряд конунга Свингерсона. Как обычно, и сам конунг, и все члены его отряда приняли перед боем священный напиток [97] , и теперь чувство страха или хотя бы самосохранения было никому из них неведомо.
97
Предположительно готовился из мха и галлюциногенных грибов; придавал сил и храбрости.
Франкские лучники натянули тетиву, и стрелы, взмыв сперва чуть вверх, обрушились затем на головы неприятеля. Однако викинги успели прикрыться щитами и поэтому практически не пострадали.
– Поганые франки! – прокричал конунг на ломаном галло-римском наречии, но на стенах города его прекрасно услышали и поняли. – Вам только с женщинами воевать! Скажите своему королю, сыну бургундской шлюхи, что я презираю его!
Хильдеберт, услышав оскорбление в свой адрес, вскипел. Первым его порывом было выйти за ворота и броситься на наглеца с мечом, однако чувство ответственности перед подданными и самой Лютецией одержало верх.
– Позвольте мне, господин, изрубить его на куски! – раздался рядом голос верного телохранителя, искусного и сильного воина.
Король молча кивнул, и вскоре его помощник, покинув пределы города, уже приближался к конунгу. Тот обнажил меч и принял боевую стойку, ожидая стремительного нападения, но франк не спешил. Прикрывшись надежно закрепленным на левой руке треугольным щитом-тарчем, он начал медленно кружить вокруг Свингерсона, постепенно сокращая дистанцию. Викинг взревел:
– Подходи ближе, франк! Я горю желанием выпустить тебе кишки!
Тот же, однако, продолжал сохранять хладнокровие, совершенно не реагируя на оскорбления противника. Пребывая под воздействием священного напитка, Свингерсон в итоге не выдержал и ринулся в атаку первым. Франк ловко отразил его удар своим мечом, опущенным лезвием вниз, но тотчас понял, что имеет дело с достойным и сильным противником.
Викинг сделал второй яростный выпад. И снова франк ловко парировал его удар, одновременно попытавшись зацепить врага отточенной кромкой тарча. Тем не менее конунг, используя свое преимущество в весе и росте, начал постепенно теснить франка. От его мощных рубящих ударов тарч королевского телохранителя разлетелся вскоре в клочья, а сам он едва удержался при этом на ногах. Тогда, стараясь ни на мгновение не упустить противника из виду, франк отбросил ставший бесполезным щит в сторону и извлек из-за пояса укороченный скрамасакс.
– Что ж, готов сразиться на равных! – проревел Свингерсон и, отбросив по примеру соперника щит, тоже выхватил из ножен боевой кинжал, после чего с новой силой включился в схватку.
Теперь оба были вооружены мечом и кинжалом одновременно. Беспрестанно атакуя, викинг вскоре изловчился и ударил франка кинжалом в левое плечо, попутно выбив у него меч. Тогда телохранитель, с трудом превозмогая боль, но отнюдь не желая сдаваться, вооружился доселе висевшей у него за спиной секирой. Конунг же, почувствовав скорую победу над раненым франком, снова ринулся в атаку, сопровождая каждое свое движение отборными норвежскими ругательствами.