Мерси, камарад!
Шрифт:
Мойзель искал на карте перечисленные начальником штаба места.
Грапентин перелистал несколько страничек в своем блокноте и продолжал:
— Англичане высадились севернее линии Бейё-Кан, а точнее, на участке между Арроманшем и устьем реки Орн. Ночью по обе стороны реки были также сброшены крупные десантные силы, К утру у морского десанта было уже три плацдарма, перед ним стояла задача объединиться в одну сильную группу.
— Ну и как же командование оценивает создавшееся положение?
— Командование войсками «Запад» и штаб вермахта считают, что в данном случае мы имеем дело только с отвлекающим маневром, главный же удар, по их мнению, будет нанесен позже и, видимо, на другом участке, а именно в районе Па-де-Кале.
Подполковник бросил взгляд на карту, туда, где было обозначено южное побережье Англии. Вид у него был такой, будто он решал сложную задачу.
— А какое настроение было у командования?
— Подполковник фон Венглин сказал, что командование радо, что пришел день расплаты с врагом, которого теперь необходимо разбить. Правда, сам господин генерал был более сдержанным — я бы даже сказал, скептически настроен — и предложил высказаться командирам учебных частей, начальникам служб технического и транспортного обеспечения. После этих докладов выяснилось, что наша дивизия все еще не обладает достаточной подвижностью. Вот и все, что там было.
— Ну а что касается нас?
— Гусеничные тягачи для орудий еще не прибыли. Грузовиков не хватает. Личный состав не укомплектован. Нет еще двух командиров батарей.
«Чертовски плохо», — подумал Мойзель и спросил:
— Скажите, каково ваше личное мнение, Грапентин?
На мгновение капитан так крепко сжал губы, что резко обозначились скулы.
— Я лично не верю в затишье на Востоке. Если там в ближайшее время не будет крупного наступления, нам удастся держать плацдармы высадки десанта под контролем.
Взгляд Мойзеля скользнул мимо начальника штаба.
— Я считаю, что нам давным-давно следовало бы развязать себе руки на Западе, с тем чтобы сконцентрировать все свои силы на Востоке.
— Вы имеете в виду политическую сторону? — осторожно спросил Мойзель.
— Военную, но начиная с сегодняшнего дня она уже вряд ли возможна, — ответил Грапентин.
— Своего рода сепаратный мир с Лондоном и Вашингтоном?
— Можно и так выразиться, господин подполковник.
Оба замолчали.
Мойзель вспомнил визит оберштурмбанфюрера и почувствовал, что тяжесть, лежавшая на его плечах, стала давить еще больше. «Возможно, Вестендорф только потому не назвал имени начальника штаба, что не хотел бросать на него тень как на командира полка?»
Мойзель распахнул окно. В комнату ворвалась волна горячего воздуха.
— Распорядитесь, чтобы ко мне явился капитан Альтдерфер, и немедленно.
— Слушаюсь, господин подполковник. Что я должен ему сказать о причине прибытия?
— Оставьте это мне.
Грапентин замер на месте.
— Слушаюсь, господин подполковник.
Через полчаса Мойзель был готов к разговору с Альтдерфером.
— Я вызвал вас к себе, Альтдерфер, по весьма деликатному делу. Ваш подчиненный лейтенант Тиль сегодня ночью стрелял в офицера войск СС. Вам об этом что-нибудь известно?
Капитан заявил, что он об этом ничего не знает.
— А как Тиль вел себя на этом вечере с дамами?
— Я не видел, чтобы он танцевал. А позже он вообще куда-то исчез из зала. — Про себя же капитан подумал: «Видимо, скандал с оплеухой уже дошел сюда. Сейчас Мойзель спросит, почему я сразу же не ушел с вечера».
— Жаль, что вы ничего не видели. Скажите, господин Альтдерфер, с вами была на вечере дама?
— Я полагаю, господин подполковник, что не следует искать в этом связи с лейтенантом Тилем, который открыл стрельбу. — Эти слова Альтдерфер сказал тоном адвоката, который заставляет прокурора-обвинителя перейти от наступления к обороне.
— В конце концов вы оказались на квартире у этой дамы? — не уступал своих позиций Мойзель.
— Я бы вас попросил не вмешиваться в мою личную жизнь. — Альтдерфер так покраснел, что веснушки на его лице превратились в темные точки.
— При чем тут личная жизнь? Вами интересуется гестапо в связи с исчезновением совсекретных документов. — На лбу у Мойзеля выступил холодный пот. Он понял, что проговорился о том, о чем должен был молчать. Вспомнил, что давал эсэсовцу честное слово. Ему стало но по себе. — Оставим это…
— Слушаюсь, господин подполковник. Будут у вас какие-нибудь приказания?
— Когда к вам прибывает командир на шестую батарею? — спросил Мойзель, чтобы только не молчать.
— Ждем с минуты на минуту, господин подполковник.
— Вам следовало бы знать об этом точно. Хайль Гитлер, господин Альтдерфер!
— Хайль Гитлер, господин подполковник!
— Да, чуть было не забыл. Пришлите ко мне Тиля.
Мойзель сел, подперев голову руками, прежде чем капитан вышел из кабинета, позвякивая шпорами.
— Скоро нам придется покинуть этот прелестный замок! — Тиль сделал глубокую затяжку, шагая рядом с Рорбеком, с которым они прогуливались по парку.
Оба невольно оглянулись, посмотрев на овальную террасу и большую дверь, которая вела в зал.
— Благородный снобизм и большие деньги — вот что можно сказать о владельцах этого замка, — заметил лейтенант.
— Это есть не только здесь, но и у нас в Германии, и в Бельгии, и в Австрии, и во всяком другом месте, — Рорбек произнес эти слова с издевкой.
— Но только не в России, — тихо заметил Тиль.
Радиотехник кивнул.
— В России такие замки отданы под санатории для простого народа. В Крыму, например, на Кавказе… Мне об этом рассказывали наши ребята, которые побывали на Восточном фронте и своими руками разрушали такие замки.