Мертвая царевна и Семеро Грезящих

Мир, как день: Свет сменяет тьму

Белый волк не спеша трусил за отрядом людей, лапы его не вязли в снегу, но и наст не царапал подушечки. Иногда, поднимая кверху свой черный нос, и принюхиваясь, хищник пытался поймать запахи, и крутил мохнатой головой, пытаясь поймать ветер. Зверь не понимал в чем дело, но неустанно следовал за людьми по замерзшему заливу. Он чуть ли не нарочно попадался на глаза закутанным в меха путникам, но те, сидевшие на трех санях, в которые были впряжены по два оленя, не обращали внимания на мохнатого попутчика. Люди иногда спешивались, давая отдохнуть животным, и уже сами шли, держась за сани, катящиеся по льду, присыпанному снегом. Волк видел, как караван оставлял колею на снегу, присыпавшему морской лед. Люди, закутанные в меха, шли и шли, уже довольно давно, и когда олени немного уже отдохнули, садились в сани, и тогда волк бежал за ними, что бы не

отстать. Зверь помнил, что уже не так далеко остров, до которого кратким летом не добраться. Путники встали на широкие лыжи, лишь один человек сидел в санях неподвижно. И пахло от него почему-то мертвечиной. Люди отчего-то не нуждались в отдыхе, и даже полярная ночь им была не помеха. Он задрал мохнатую голову, и увидел сполохи на небе, и треск, издаваемый небесами. Другой зверь бы испугался, тот, который родом не отсюда, но белый хищник был привычен к небесным огням. Но он сам устал, и был страшно голоден, волк забился в щель между торосов, покрыл хвостом нос, и расположился, что бы отдохнуть, ведь объедков человеческой трапезы, на которые он так рассчитывал, все же сегодня не дождался. Зверь от голода немного забылся, но верный черный нос даже во сне предупредил его о чужаках. Лютый зверь мигом встрепенулся, крутанулся кругом, открыл глаза и навострил уши, надеясь на поживу. На этот раз судьба была к нему добра. Другой отряд людей расположился на привал, одни разожгли маленький костерок, и рядом стояли другие люди, с палками в руках, и они были опасны на вид, это правда, зато пахли они вполне привычно, дымом, плотью. Полярный волк спрятался, и стал терпеливо ждать, пока люди закончат трапезу, он принюхался, и облизнулся, путники ели и неплохую треску, и очень вкусного лосося. Надо было лишь беречься двух псов, с хвостами, забавно скрученными в круг, и дожидаться своей доли. Вскоре люди двинулись дальше, а волк набил себе брюхо вкусными объедками, пока те не замерзли, а остальные куски спрятал, что бы было что ему есть на обратном пути. Он побежал к колее от саней, и двигался дальше и дальше, ведь его тянуло к тем людям, шедшим без остановок на север. Прошло некоторое время, зверь был наконец сыт, и его даже радовал снег, понемногу сыпавшийся с неба, он ловил его раскрытой пастью, и вдруг, он был просто поражен увиденным.

Навстречу ему, не разбирая дороги, и не замечая ничего вокруг себя, бежали с перекошенными лицами охотники, те, кто накормили его остатками своей трапезы. Кто-то шёл на лыжах, стараясь быстрее катится вдаль, другой, бежал, запинаясь через шаг, на снегоступах. Волк дернулся вперед, и здоровенный охотник, в куртке из шкур его собратьев, чуть было не наступил ему на голову. Серый успел отпрыгнуть и от саней, с валившейся вбок поклажей, катящихся без седоков вслед за беглецами. Пробежал еще вперед, и дойдя наконец, до каменного острова, зверь вдруг почувствовал, себя как в детстве, когда мамка таскала его за шиворот, он сразу засучил лапами, пытаясь достать до земли, зажал в почтении хвост между своих лап, но никакого запаха живого существа не почувствовал. Его подняла повыше очень сильная женская рука, он поднял морду, что бы взглянуть, кто же это, и завыл от дикого страха.

– Привет, Серый пушистик. Чего боишься? Я тебя не съем, – проговорила женщина низким голосом без выражения, чуть потряхивая зверя, сбивая со шкуры падающий снег.

Волк поджал уши, еще раз взглянул на северянку своими золотыми глазами, и завыл еще пуще, и было отчего.

У прекрасной женщины было лицо, будто изваянное из белого мрамора, синие губы и глаза чернее, чем полярная ночь, и что было еще страшнее, она не пахла, как ЖИВАЯ, но и не как Мёртвая.

– Эльга отпустила руки от юноши, и тот, кто встал с ложа, не стал живым, но не был и более мертвым. Душу Стражи Мирового Древа, Царства Мертвых, Божественные Близнецы не отпустили, и сделали еще хуже, а Пифон сделал и ее неживой- ни мертвой, и Великая колдунья стала сама Мертвой Царевной. Глаза ее почернели, губы посинели, еда ей не нужна стала, только питье, – и она коснулась своего лица, – она нарушила ведь завет- не оживлять умерших, и была наказана, но наказана не только она, но и все племя. Она и ее прислужники, бежали на Север, она, и семеро волхвов, ставших тоже Ни -Живыми -ни мертвыми, вечно грезящими, и их лица стали как лед, а глаза стали как ночь, – рассказывала мать своим внукам, близнецам, забившимися под медвежью шкуру, старую -престарую легенду их народа.

– А дальше, – тихо попросил мальчик, прижавшись к сестре, и зарывшись в меха поглубже, так что у него и Алены виднелись наружу лишь глаза, блестевшие в полутьме дома, как две синие льдинки.

Женщина поправила светильник, и поставила на угли бронзовый котел на трех ножках, их самую большую ценность. В нем стала варится похлебка из запасов мороженой трески, привезенной старшим братом погибшего сына, отца близнецов. Мать их утонула

вместе с мужем в Студеном море, когда добывали китов. Фарн часто подвозил рыбу, а мороженое молоко и масло было свое, и все запасы хранились в каменной клети под домом. У всех семей северян запасы были невероятные, на год, а то и на два, мало ли что могло случиться- неурожай или что похуже.. Благо ледяная земля сохраняла все хорошо, надо было лишь песцов беречься, да верные собаки не подводили. Их дворовые псы, Злейка да Зубок, сидели в загородке, рядом с подлетью, и Зима в горницу их не пускала, но близняшки, если матери дома не было, лаек тащили в теплый дом.

– Баушка, а собакам не холодно, – не выговаривая букву, тоненьким голоском спросила Алена, кутаясь в меха.

– Нет, сейчас для них не холодно, – ответила Зима, – будет мороз сильный, пустим их в сени ночевать.

– А что дальше, дальше про Эльгу-то? – нетерпеливо проговорил Ван, смотря на бабушку, – расскажи.

– Обосновались они на северном острове, его теперь Скрытым называют, и живут там они, как и Пряхи на Алатыре, в горной пещере. По пути их захватить пытались, да сжечь, как Семеро приказали, но самые храбрые охотники бежали стремглав, лишь встретившись с Ледяной Царевной. Ни-Живых-Ни -Мертвых не убить ничем, они же и так неживые. Там они живут, никого не трогают, и зла от них нам нет, но боятся их все страшно. Только несколько раз самые отчаянные родовичи пытались привезти к Эльге безнадежно больных, да все в море утонули. Ледяная царевна сама часто на Гандвике бывает, недужным помогает, всех она там излечила, и не просила ничего взамен. Сами поморы ей дары несут. Но это только Семеро Избранных разрешают, но потом, если кто из вылеченных умирает, их по-особому хоронят, дабы живых мертвый не обидел .

– Но и жить стало проще, – сказала Зима усмехаясь, наших вождей и старейшин все окрестные и дальние племена слушаются, с превеликим почтением вестники от них приходят. Раньше воевали бывало, и между собой свары, поединки, были, а теперь Эльга сказала- Нельзя, никто ослушаться не смеет, хотя кто -то бывает, раздор затевает, – и она усмехнулась, – но быстро мирятся. Так что нам, гансам(гусям), или нас еще гуннами называют, нельзя между собой свары затевать.

– А как по-особому хоронят? – клацая зубами от страха, спросил Ван, – не как всех?

– Уже у мертвых, через девять дней, – медленно говорила она, смотря в огонь, и языки пламени отражались в ее глазах, а она так крепко стиснула руки, что костяшки ее пальцев побелели, – волхвы отрезают стопы ног и кисти рук, что бы Грезящие не подняли их из мертвых, а через год перемешивают их кости, – и она опустила голову, – Хватит сказки уже рассказывать, есть пора, все готово, да спать укладываться будем.

– Гуси, гуси, – начала бабушка, улыбаясь.

– Га- Га – Га, – заголосили, подобно гусям, улыбаясь во весь рот, дети.

– Есть хотите?

– Да-да -да, – и близнецы побежали, откинув одеяло, к столу.

Зима поставила на стол деревянные мисы и деревянные же ложки. Дети запрыгнули на лавку и схватили ложки, оглядывая с нетерпением стол, а мальчик даже посмотрел в свою тарелку, но там было еще пусто. Зима черпаком разлила варево, источавшее приятный аромат рыбы и сухих пряных трав, и села есть рядом.

– Хлеба нет сегодня, но рыбы много, ешьте, пока горячее, – сказала бабушка, и близнецы бодро застучали ложками, расправляясь с пищей. Похлебка была вкусная, да и дети не капризные, так что доели все, даже облизали ложки и миски.

– Спать давайте, – и бабка затушила четыре светильника и оставила гореть лишь один.

Ван долго ворочался, накрываясь мехом и так и этак, все представляя себе Эльгу на далеком острове в Студеном море, как она там? Есть ли у нее дети, и доведется ли ему увидеть Мертвую Царевну?

Семья проснулась, все умылись водой из глиняного кувшина, и бабушка накормила детей остатками ужина, и задала корм собакам из запасов мороженой рыбы. Злейка и Зубок махали хвостами, вставали на задние лапы, силясь достать передними до женщины, потом так же мохнатые защитники здоровались с детьми, Алена смеялась, уворачиваясь от языка собак, норовившим облизать ей лицо. На зиму скотоводы спускались к истокам Оби, что бы сохранить коров-кормилиц, у залива почти никто не оставался, слишком холодно там зимой. Люди союза их племен, гантов и мансов, жили здесь издавна, и их союзники, племена магов, мардов, уаров и вендов, синдов, данов и сколтов жили западнее, кто на Двине, а кто и на Каме и Верхней Волге, иногда называемой просто Рекой( Ра). Скоро уже праздники, комоедицы, охотники из рода Пуран пошли добывать медведя, и уже через три дня всех ждал большой пир. Мужчины шли в лес на охоту с песнями, надев маски, что бы прародитель их не узнал. Хозяйки проверяли запасы, задумывая что приготовить и порадовать родовичей, готовили ритуальные маски, юноши заготавливали древесину для костров, девушки проверяли обновки, красивые вязаные одежды, готовя самое лучшие наряды с вышивкой своего рода.