Мертвая хватка
Шрифт:
Свое задание я, конечно, выполнил, но какой ценой… Возглавляемая Акулой группа прикрытия из четырех человек погибла. А ведь в ее составе были лучшие из лучших. Не согревало мою душу и то, что ребята отправили к Аллаху по меньшей мере двадцать чеченских боевиков – на кой они нам, мы шли не по их души. Последнего из группы мы потеряли, когда миновали перевал Киликийские Ворота – возле небольшого пастушьего аула нас поджидала засада. Судя по тому, что в охоте участвовали только "воины шариата", я понял – нас хотят взять живыми. Турецкая полиция относилась к чеченцам достаточно индифферентно, но, попадись мы ей в руки, делу был бы придан законный характер: следствие, суд, тюрьма. Это при условии, что нам инкриминируют только безвизовый въезд по поддельным документам. А узнай турецкие органы, кто мы на самом деле, чеченцам нас не видать, как собственных ушей – в таком варианте мы проходили по другому ведомству, которое свою добычу напоказ не выставляло.
Поэтому чеченцы и не сообщили полиции, кто убил их лидера, вдобавок оказавшегося еще и муфтием [12] , и куда мы держим путь, хотя и висели у нас на хвосте, а иногда и предугадывали направление отхода к базовому пункту эксфильтрации.
Значит, нас хотели взять тепленькими, чтобы потом позабавиться всласть, как это умеют делать только борцы за ислам. А среди них немало людишек с изощренным воображением. Большие умельцы. Мне уже доводилось видеть их художества в Афгане. Отрезанные гениталии, вырванные языки, раздробленные кости рук и ног – это далеко не полный перечень варварского списка истязаний, предназначенных "неверным". Чеченские последователи афганских моджахедов, судя по оперативной информации, трудились на палаческой ниве не менее изобретательно…
12
Муфтий – высшее духовное лицо у мусульман, облеченное правом выносить решения по религиозно-правовым вопросам.
Плюнув от отчаяния на каноны конспирации и маскировку, я угнал прямо от бензозаправки "фольксваген" вместе с хозяином, чтобы не поднял шум раньше времени, и туманным майским утром спустился с гор к городу Анамур. К сожалению, из-за предательства бывшего сотрудника ГРУ, которого я грохнул в отеле "Тарабийя", мне пришлось на ходу менять давно апробированный канал эксфильтрации через Болгарию на другой, по "жесткому" варианту: в заранее обусловленный день и час вблизи порта Иске, что в пяти километрах от Анамура, нас будет ждать подводная лодка. Будь Акула в добром здравии, я бы не сушил мозги, как стряхнуть с хвоста чеченских боевиков и где перекантоваться два дня и две ночи до подхода плавсредства и группы спецназовцев из команды "Скат", а проще – диверсантов-подводников. Но сейчас он лежал на заднем сиденье "фолькса", укутанный в плед, и дышал как сом, выброшенный на берег взрывом авиабомбы; хозяина машины мы закрыли в багажнике.
– Старлей… – Голос Акулы больше напоминал стон. – А, старлей…
– Хочешь пить? – спросил я и потянулся за бутылкой минералки.
Для него я как был старшим лейтенантом еще со времен Афгана, где он служил под моим началом, так и остался.
– Нет… Где мы?
– На побережье.
– Да? – слабо удивился он. – Так быстро…
– Кому как. – Я криво ухмыльнулся. – Для меня, например, эта ночь показалась бесконечной.
– Вдыхать тяжело… – пожаловался Акула, со стоном поворачиваясь на бок. – Ребра будто кто клещами сжал.
– Потерпи, что делать…
– У нас там что-нибудь еще осталось? – Он кивком указал на мою сумку, изрядно отощавшую за эти четверо суток.
Я понял, что он имел в виду:
– Две ампулы.
– Невезуха, бля!.. – выругался Акула. – Ладно, хрен с ним, ширни в последний раз.
– Почему в последний?
– А потому, старлей, что здесь мы с тобой и попрощаемся.
– Ты опять за свое?! Закрой пасть, черт тебя дери!
– Кончай волну гнать. Двое суток я не протяну. А быть тебе обузой не желаю. Похоже, я уже свое отбегал… – Он закрыл глаза и скрипнул зубами. – Бля-а… – простонал и стал еще бледнее, чем был. – Коли, старлей… Две сразу. Чтобы умирал весело. Жил бедно, скучно, в грехе, а подохну с улыбкой. Клево, а? Быстрее, черт!.. – вскричал он, закатывая глаза.
Я быстро достал из аптечки две последние ампулы с обезболивающим наркотическим средством и набрал в шприц. При этом я с тупым недоумением соображал, что он задумал. У Акулы уже были порывы пустить себе пулю в лоб, еще до перевала. К счастью, тогда он быстро потерял сознание, а я изъял у своего бывшего сержанта все стреляюще-колюще-отравляющие приспособления. А потом ни ему, ни мне было не до психологических экзерциций: я был похож на загнанного мула, а Акула представлял собой груду костей, жил и мышц, совершенно никчемных и разобранных, которую я тащил на собственном горбу.
– Уф, хорошо… – Акула блаженно улыбался. – Знаешь, старлей, в Афгане я, как и многие другие наши ребята, баловался травкой. Не знал? Догадывался… Ладно, дело прошлое. Но эта ширка не идет с ней ни в какое сравнение. Сплошной кайф. Спасибо… Макс, уважил… – Он вдруг подмигнул мне, сунул руку в карман и достал… пистолет!
– Где взял? – Я постарался занять позу поудобней, чтобы быть готовым к любым неожиданностям – похоже, Акула опять сел на своего любимого конька.
– Хозяин машины "подарил". – Он указал глазами на модную мужскую сумочку, где обычно хранятся документы, портмоне и презервативы, – она лежала на заднем сиденье, и я, осел, по запарке не проверил ее содержимое.
– Серьезная "дура". – Я был сама невинность. – Турецкий "кырыккале", калибр 9 мм. Дай посмотреть.
– Э-э, старлей, не чеши мне уши. – Акула вымучил улыбку и приставил пистолет к виску. – Посиди спокойно полминуты, прошу тебя. Пару слов под занавес…
– Твою мать!.. – выругался я. – Что ты как барышня под клиентом суетишься?! Придет время – если, конечно, придет, – одолжишь и мне этот пистолетик. А пока нечего изображать портрет скорбящего. Давай лучше пожуем, подкрепимся. И покумекаем, что почем.
– Максим, я не шучу. Я не могу быть тебе обузой. Ты знаешь наш закон: главное – выполнить задание и не оставить следов. Все остальное – от лукавого. У тебя рука не поднимается меня прикончить – и это мне понятно. И… спасибо… старлей… За все спасибо. Ты и в Афгане за чужие спины не прятался, и сейчас свою голову готов положить ради дружбы. Но мы не красные девицы, мы – диверсанты. А потому просто не могу позволить тебе поддаться минутному – пусть и благородному – порыву. У нас, сам знаешь, благородство не в цене. И пока я в состоянии хоть чтото соображать и двигаться, мне необходимо все сделать как нужно. Прощай, брат…
– Сюда идут! Замри! Стой! – Я вцепился в свою пятнадцатизарядную "беретту".
Акула поверил сразу, что я делаю это не для отвлечения внимания – он знал меня так давно, что научился понимать даже без слов. Мой бывший сержант быстро спрятал оружие под плед и застыл в тревожном ожидании. Он прекрасно понимал, что звук выстрела выдаст нас с головой.
Мы остановились на берегу моря, в роще, примерно в двух-трех километрах от старинного римского замка. Я знал, что рядом с нами находится кемпинг, в котором сдавалось бунгало с душем и туалетом, но появиться там не мог – если где и будут нас искать "воины шариата", так это в первую очередь в кемпинге. Но я знал, что в лесу разрешалось разбивать палатки. Чем и пользовались небогатые городские жители, приезжающие в выходные дни погреть бока на прекрасных анамурских пляжах. А сегодня как раз была суббота, и конец мая выдался на удивление теплым и сухим.