Мертвая пехота
Шрифт:
— Там… ох… ой… Рэм, все плохо! Все плохо! Был взрыв в Верхних покоях. Бонз в ярости. Я так понял, что он считает, будто это дело рук твоих подозреваемых. Я никогда его не видел таким, Рэм. Рэм, что-то будет, клянусь. Что-то будет!
Горячий шепот Славея был чуждым звуком в ослепительно белом коридоре Дома. Далекие крики истязаемых Братством Кнута людей отошли на дальний план, стали ненавязчивым фоном.
— Я понял, Славей. Спасибо, — буркнул Рэм. И благодарность эта была искренней. Обычно дружбы между дознавателями и братьями Кнута не случалось, и отношения Славея и
Конечно, своего будущего (теоретически) сына Консворт никогда не собирался называть Славеем. Но зато он мог всегда рассчитывать на полезную информацию о делах Братства, а Мад, в свою очередь, частенько получал куски повкуснее, ведь ни для кого не секрет, что дознаватель сам набирает себе Братьев для ведения допроса. И может порекомендовать кого-то из них другим агентам его величества.
Правда, кроме этого, они иногда коротали вечерок за бутылочкой дорогого вина. Но такое случалось нечасто.
— Будь я тобой, Рэм, я бы сбежал, честно, — жалко скуксился Славей. — Ты там осторожнее, да?
— Можешь последить, чтобы мой мертвяк случайно не убил подозреваемую?
Славей засомневался. Видно было, что ему эта идея пришлась не по душе. Мертвецов брат Кнута не любил.
— Хорошо, — кисло сообщил он.
— Спасибо, друг, — хлопнул его по плечу Рэм и зашагал по длинному коридору в сторону лифта.
Кабинет Гатара Бонза, верховного дознавателя, находился на седьмом этаже Дома, в конце белоснежного коридора. Две сотни футов ковровой дорожки. Две сотни кровавых футов. Красный цвет — цвет Братства Кнута, хотя Рэму казалось, что белый пошел бы ему больше.
Два Рыцаря Гнева в тяжелой позолоченной броне и с массивными излучателями в руках остановили Консворта на выходе из лифтовой камеры. Один из них жестом загнал посетителя в сканер, второй уткнулся в показатели мониторов. Лица гвардейцев императора скрывали хищные забрала с узкими, сходящимися к вискам прорезями для глаз. Бесстрастные хранители покоя и порядка.
Наконец проверяющий качнул массивным крылатым шлемом, разрешая Рэму покинуть сканер. Рыцари расступились, пропуская Консворта на ковровую дорожку. Ступать по мягкому ворсу было приятно.
А еще здесь пахло черемухой и свежестью зимних гор. Последний аромат опять напомнил о доме, и Рэму пришлось усилием воли вернуться к делам насущным. Здесь ведь все не просто так. И эти чудесные благовония призваны на службу Верховному дознавателю, чтобы заставить посетителей забыть об осторожности. Размякнуть. Ослабить внутреннюю броню.
На седьмой этаж вхожи были немногие, и аудиенции с Гатаром могли означать как великое возвышение, так и последний крах. Однако Рэм бывал здесь частенько. Возможно, потому что считался одним из лучших дознавателей Дома. Ну, или причиной такой чести был его сгинувший отец. Старший Консворт в свое время дружил с Бонзом, и верховный дознаватель видел в молодом работнике образ давно пропавшего товарища.
За эту симпатию Рэма не любили на других этажах. Несмотря на то, что папочка пропал в Глубине вместе со «Стальным клыком» двадцать лет тому назад, еще до того как младший Консворт поступил на службу императору.
Отношения с отцом достойны отдельного рассказа, но вспоминать о них не хотелось. Были темы и поинтереснее.
Ох, а какой здесь хороший ковер! Хоть снимай сапоги да босиком гуляй! Нужно непременно купить себе такой же домой. Это, интересно, чьих станков дело? Похоже на производство Нуслайта, там вообще лучшие предметы роскоши делают…
Стоп! Опять отвлекся! Ближе к земле, Рэм, ближе к земле! Старик не обрадуется новостям. Думай лучше о том, как ему поведать, что у тебя в каморке сидит предполагаемый заговорщик, а ты не выбил из него ничего полезного за неделю. И, может быть, именно поэтому случилось то, что случилось.
Но кто знал, что за этой троицей может оказаться нечто большее, чем глупый треп? Да и, если честно, Консворт даже сейчас сомневался, что они как-то связаны с происшедшим.
Интересно, что все-таки стряслось? Славей несомненно был испуган, да и прежде никогда фантазией не отличался. А на такой розыгрыш у него не хватило бы еще и смелости. Больно опасная шутка, так говорить о наследнике и ее величестве. На седьмом этаже за такой юмор быстро спускают в темные подвалы, откуда выхода уже нет.
Рэм дошел до обсидиановой двери, у которой с энергетическими алебардами застыло еще два Рыцаря Гнева. Остановился, нервно провел ладонью по затылку, смущенно улыбнулся бесстрастным забралам и кашлянул.
Гатар Бонз стоял во главе Дома Раскаяния столько, сколько Рэм себя помнил. И еще лет пятьдесят до того момента, как Консворт, будучи молодым и горячим уроженцем снежного Солокера, выбрал путь дознавателя его величества. А за годы службы под началом старика он хорошо уяснил, что Дом это Бонз, а Бонз это Дом. Об этом не стоило забывать ни на секунду. Иначе можно было очутиться в знакомой камере, но уже по ту сторону стола. Несмотря на все родственные и дружеские связи пропавшего отца.
Фух…
Дверь со свистом скользнула вбок, и Гатар, сидящий во главе длинного стола, поднял взгляд на гостя. Лицо его закрывала металлическая пластина со зловещей решеткой респиратора поверх белых губ. Бледные, почти пустые глаза без ресниц и бровей смотрели равнодушно, как на пустое место. Но это ровным счетом ничего не значило. Внутри у него наверняка бушевал ураган. Жрецы Медикариума как могли поддерживали жизнь старика Бонза, превращая его в мыслящий труп. Тело уже почти не откликалось на импульсы мозга, но Гатар держался за бренность бытия скрюченными узловатыми пальцами и готов был на все, лишь бы встретить еще один рассвет.
Сколько ему лет, интересно? Среди дознавателей ходили слухи, что больше трех сотен. Что он еще служил при Аурусе, деде нынешнего императора Стоика и видел падение его младшего брата — Зарака Халамера.
Рэм вошел внутрь, чувствуя на коже потоки теплого воздуха. У Гатара в кабинете всегда было жарко. Старые кости не любят холода, даже если их несколько раз обработали магией молчаливые жрецы в белых одеждах. Дверь быстро вернулась на свое место, а настроение дознавателя ухнуло в темную пучину.