Мертвая вода
Шрифт:
– Разве ты не накормишь нас? – И тени просьбы не было в словах Гарпага.
– Вы не работали сегодня, – буркнул через плечо одноглазый. – Пить и есть имеет право лишь тот, кто работал целый день, и работал усердно.
– Но ведь сам ты целый день провалялся в тени по ту сторону ограды, не так ли?
– На то есть воля голокожего вождя. Таких, как ты, это не касается.
– За такие слова тебя полагается привязать к хвосту дикого быка.
– Уймись, бхайлав. Здесь ты значишь не больше, чем любой из нас. Возвращайся лучше домой и командуй своими внуками.
Одноглазый
– Ты хочешь унести с собой все это, чтобы съесть и выпить в одиночестве? – спросил Гарпаг.
– Я сыт, бхайлав, – пробормотал одноглазый. Голос его переменился, страх и недоумение слышались в нем.
– Неправда. Ты очень голоден. Я разрешаю тебе поесть песка. Его тут, хвала небожителям, вдосталь.
Одноглазый послушно опустился на четвереньки и принялся жадно, с хрустом и чавканьем, хватать ртом плотно утоптанный горячий песок, время от времени он приподнимал голову, с подобострастием поглядывая на Гарпага, и тогда становилось видно, как по его подбородку обильно течет грязная слюна. Сергей не выдержал этого омерзительного зрелища и взмолился:
– Не надо, бхайлав! Прекрати!
– Хватит! – приказал Гарпаг. – Это будет для тебя хорошим уроком. Отныне ты никогда не позаришься на чужое.
– Никогда, бхайлав! Клянусь Алхараном!
– Тогда угощай нас. Да и про остальных не забудь.
– С радостью.
– Из каких ты воруму? – спросил Гарпаг, выпив подряд два ковша воды.
– Я родился у горьких озер. Мы хозяева соли. Наши народы никогда не враждовали.
– Кто здесь есть еще?
– Многие. И твои братья хейджи, и шамарро, и аджуны.
– И что же делают здесь свободные хейджи, смелые шамарро, непобедимые аджуны?
– Мы ищем в пустыне шебауты. От рассвета до заката. Тот, кто найдет хоть один, сможет уйти, получив на дорогу достаточно припасов и прекрасные подарки.
– Давно ты здесь?
– Давно. Я потерял счет дням.
– Ты не встречал молодого хейджа из рода Совы по имени Зорак? Он носил на груди голубой шебаут.
– Нет. Молодые тут долго не выдерживают. Они бегут в пустыню и больше не возвращаются.
– Часто вы находите шебауты?
– Редко, очень редко. Я вот, к примеру, не нашел ни одного. Бывает, что камень по всем признакам похож на шебаут. Чтобы убедиться в этом окончательно, его привязывают к телу, а иногда даже прибинтовывают к ране. Но, когда проходит положенный срок, лишь один из ста камней оказывается настоящим.
– Тот, кто его нашел, действительно может уйти?
– Да, бхайлав.
– С водой и пищей? Смотри мне в глаза!
– Да, с водой и пищей…
– Почему же тогда никто не вернулся из пустыни?
– Об этом мне ничего не известно.
– Зачем голокожему шебауты?
– Не знаю, бхайлав. Может быть, они свели его с ума. А может, он с их помощью хочет стать великим колдуном.
– Почему голокожий приблизил тебя к себе?
– Я рассказывал ему обо всем, что видел и слышал, передавал все дерзкие речи. Если кто-то собирался бежать или плохо работал, то я сообщал об этом
– Я ошибся, когда выбирал тебе кару. Привязать тебя к хвосту быка – значит смертельно обидеть все рогатое племя. Ты кончишь жизнь в яме с ядовитыми жабами. А пока можешь убираться к своему голокожему.
– С твоего разрешения я останусь здесь. После всего, что случилось, хозяин не пустит меня в свое жилище.
– Поступай как знаешь, но только старайся не попадаться мне на глаза.
Некоторое время они сидели молча. Алхаран все глубже проваливался в щель между двумя утесами. Небо заметно потемнело, зато все пространство пустыни пылало десятками оттенков багрового цвета. Каждый бархан превратился в кучу тлеющих углей, вершины скал на горизонте полыхали как факелы.
– Не нравится мне это, – нарушил молчание Сергей. – Очень не нравится. Но я обязательно разберусь во всем до конца.
– Это будет нелегко. Голокожий, который прячется в крепости, сильнее тебя. Он сильнее любого человека, любого хейджа. Может быть, он даже сильнее меня. И дело даже не в его железной осе и его страшном оружии. Есть одна вещь, которая делает его неуязвимым. Все твои старания будут напрасны, пока мы не лишим его этого преимущества.
– Ты придумал какой-то план?
– Только одну его половину. Другую должен придумать ты…
На прощание Гарпаг ему сказал:
– Ничего не бойся. Незримо я буду с тобой. Если попадешь в беду, делай все, чтобы спастись, но помни – я обязательно приду на помощь.
Первым делом Сергей обошел базу по периметру, внимательно приглядываясь к стене. К рассвету он должен был преодолеть ее. Обязательно. Любой ценой. Во что бы то ни стало. Иной вариант действий даже не предполагался.
Никакого определенного плана он так и не составил, однако надежды не терял, по собственному опыту зная, как уязвимы и непрочны бывают самые изощренные человеческие замыслы, столкнувшись с суровой действительностью, и как нередко шальной случай или нечаянная импровизация приносят совершенно неожиданный успех. Абсолютно гладкая, пятиметровой высоты стена не имела ни бойниц, ни люков. Вверху она, судя по всему, была защищена проводником высокого напряжения и нейтронными излучателями. Сергей, не однажды участвовавший в монтаже подобных сооружений, знал, что они практически непреодолимы. От подкопа стену защищал частокол стальных свай, забитых до гранитного слоя. На ночь и во время тревоги над базой разворачивалась тонкая, но непреодолимая для любых летающих тварей сетка.
Сделав полный круг, Сергей вернулся на прежнее место. Аборигены давно убрались в норы, вырытые под защитой ближайших утесов. Где-то в стороне, у подножия бархана, зелеными точками светились глаза Гарпага.
Несколько минут Сергей стоял неподвижно, расслабив все мышцы и концентрируя волю, словно акробат перед головокружительным трюком. Ни единый звук, кроме стука его собственного сердца, не нарушал покоя ночи. Эта мертвая, абсолютная тишина и должна была стать союзницей Сергея.
Тишина да еще расшатанные нервы Карстенса (а иными они после стольких лет одиночества на чужой планете наверняка быть не могли).