Мертвая женщина играет на скрипке
Шрифт:
— А что оно делает? — заинтересовался я.
— Потом поболтаете, — оборвала нас Лайса, — времени нет. Вы… как вас там…
— Сергей Петрович или просто Петрович, — с готовностью представился он.
— Возвращайтесь туда, откуда вылезли и покиньте помещение. Оно не зря заперто. Было. А я сделаю вид, что вас не видела. Но только потому, что есть более срочные задачи.
— Опять ребенок пропал?
— Откуда вы знаете? — насторожилась Лайса.
— А чего ради вы бы еще потащились… Знаете, если нормально поговорить со здешними детьми, то многое выглядит совсем иначе… А можно я с вами?
— Нельзя, — отрезала полисвумен.
— Как скажете, мадам. Удаляюсь… — и он, вздохнув,
— Не забудьте закрыть за собой насосную! — прокричала Лайса вслед его удаляющемуся заду.
Петрович не ответил.
— Не доверяю я ему, — сказала полисвумен.
— А как по мне, нормальный дед, — возразила Клюся. — В играх шарит, по компам спец, и вообще такой, внятный.
Надо же, «дед». А ведь Петровичу всего-то слегка за пятьдесят. Ох уж эти подростки.
— Мы совсем близко, — сказала Клюся — видите, стены каменные? Мы под Могильниками. Точнее, прямо в них. Нам надо пройти насквозь. Поэтому, пожалуйста, идите очень тихо, и что бы вы ни увидели — не сворачивайте.
— А что мы увидим? — спросила Лайса.
— Всякие… странные вещи.
— А почему тихо? — спросил я. На мой взгляд, это куда более актуальный вопрос.
— Покляпые грабают.
— А, археология?
— Типа того, — ответила Клюся уклончиво, — но на глаза им лучше не попадаться.
— Что за чушь! — возмутилась Лайса.
— Давай сделаем, как она просит, — вмешался я, припомнив серые странные лица этих «копачей». — Недосуг нам сейчас с ними разбираться. Ну арестуешь ты их, допустим — и что? В город поведешь? А Катя?
— Ладно, — неохотно согласилась полисвуман. — Пусть так.
Клюся посмотрела на меня с благодарностью.
Мы шли через анфиладу темных низких залов, спускаясь по наклонному коридору все ниже и ниже. Я забеспокоился, но Клюся шепотом заверила, что все правильно, потом начнется повышение, и мы выйдем на поверхность за Могильниками. В каждом втором зале стояло странное сооружение — нечто вроде большого беличьего колеса из старого, потемневшего дерева, от которого через систему примитивных шестерен приводилось устройство со штангой и коромыслом. Эти механизмы были в разной степени сохранности, от почти целых до груды гнилых обломков, но видно, что они выполняли когда-то одинаковую функцию. Больше всего это походило на примитивные водоподъемные насосы, на что намекали открытые керамические водоводы, сейчас, разумеется, сухие. Какие-то древние мелиораторы уже пытались осушить болота? Но почему тогда они поднимали воду снизу вверх, а не спускали ее сверху вниз?
Забавненько…
— Тихо! — прошептала Клюся. — Они там!
За поворотом коридора слышалась возня, шорохи и стуки, тихий шум воды. Клюся погасила свою керосинку, я прикрыл заслонкой стекло блендочки. Стало видно, что впереди мерцает тусклый свет.
— Идем по стеночке, осторожно. Покляпые плохо слышат и не чувствуют запахов, зато хорошо видят в темноте.
— Да что за «покляпые»? — прошипела Лайса.
— Тсс! Пошли!
И мы пошли. Осторожно завернули за угол, увидев широкий неровный зал со стенами из известняка. Скорее всего — естественная пещера, расширенная и обустроенная позже людьми. В полу вырублены глубокие каналы, по которым течет вода, часть зала завалена обломками камня, и там возятся сосредоточенные копачи. Ими никто не командует, нет бригадира или руководителя, но они не отлынивают, добросовестно вгрызаясь в завал как черви в яблоко. Молча орудуют ломами и лопатами, тащат куда-то глыбы камня, и все это в полной тишине, даже не выругался никто. Вот где ужас-то!
В нашу сторону, к счастью, никто не смотрел, и мы потихоньку пошли вдоль темной стены — помещение освещалось одной сиротливой керосинкой возле завала, а стук ломов перекрывал все звуки, так что это было несложно. Чуть не спалились уже на самом выходе — в коридоре, куда мы уже почти вошли, замерцал свет и послышались шаги. Мы отскочили назад и спрятались за колонной, пропуская странную процессию — двое «покляпых» несут тело. Женское, очень мокрое и очень мертвое. С бледно-рыжих, длинных, свисающих к полу волос капает вода, водой же пропитан темный плащ, смотрит в потолок белое, совершенно безжизненное лицо. Первый тащит ее, подхватив подмышки, второй — за ноги, повисшие руки болтаются, за ними остается мокрый след. Рядом с ними идет третий, но он несет только лампу. В ее свете лицо того, который держит тело за ноги, кажется мне странно знакомым, хотя могу поклясться, что мы не встречались. Память на лица у меня абсолютная, а вот соотнесение картинки с базой данных не всегда идеальное, что полностью обесценивает первый факт.
Несуны прошли мимо нас и с плеском бросили тело в канаву с водой. Развернулись и потопали обратно. Я, несмотря на страшные глаза, которые делала мне Клюся, прикрываясь колоннами, дошел до канавы и заглянул туда. В медленно текущей черной воде, как снулые рыбы в ведре рыболова, плавают плечом к плечу мертвые люди. Рыжие волосы, белые лица, белесые открытые глаза. Я многое повидал на прошлой работе, включая выковыривание из атакованного роем дронов танка того, что осталось от его экипажа, но, кажется мне никогда не было так жутко. Наверное потому, что они выглядели почти как живые. Казалось, сейчас эти обесцвеченные глаза моргнут и посмотрят на меня, а руки с неестественно длинными тонкими ногтями потянутся к моему лицу… Бр-р-р. Не, ну его нафиг. Я вернулся к девушкам, и мы тихо ушли из зала, оставив копачей продолжать их бессмысленный труд.
— Что они там копают? — спросил я Клюсю, когда мы отошли подальше.
— Балия балагтового ищут, — ответила она зло, но непонятно.
— Все еще ищут? — скептически спросила Лайса. — Не утомились?
— Говорят, Сумерла его чует. И он ждет.
— Не обращай внимания, — сказала Лайса, глядя на мою непонимающую физиономию, — местный фольклор. Наш собственный «гроб на колесиках».
Ну, не знаю… Я бы с удовольствием не обращал внимания на фольклор, если бы он не обращал внимания на меня.
Коридор пошел вверх и вскоре окончился каменной лестницей. Мы выбрались на поверхность — в стороне от Могильников, за пеленой неизменного дождя видны вдали очертания покосившихся плит. Никакой тропы в их сторону нет, нас отделяет от суши сотня метров бурой топи.
— Значит, поверху сюда не попасть? — спросила Лайса, оглядываясь.
— Никак, — ответила Клюся.
— И что же это за место? — спросил я.
Мы оказались на низком острове подозрительно правильных очертаний.
— Храм Сердца Болот, — сказала девушка.
— Не вижу храма.
— Мы на крыше стоим. Он под нами.
— Не слушай ее, — скривилась Лайса. — «Сердце-шмерце»… Это все выдумки. Никто не знает, что это за сооружение. Когда болото взялись осушать, то археологи начали исследовать показавшуюся над водой часть, но ни про какой храм они не говорили. Просто каменный уходящий под воду лабиринт. Там ничего нет, только стены с барельефами. В краеведческом музее есть старые снимки.
— Так это здесь археологи утонули? — спросил я.