Мёртвая зона

Кинг Стивен

– Как видишь, я приоделся, – сказал он.

– Ты выглядишь молодцом!

Сара поцеловала Джонни в щеку, и у него пронеслись сотни воспоминаний, будто кто-то мастерски тасовал двойную колоду карт. Она опустилась в другое кресло, положила ногу на ногу и одернула подол платья.

Они молча смотрели друг на друга.

Джонни видел, как она нервничает. Дотронься до нее кто-то в этот момент, Сара вскочила бы как ужаленная.

– Я не знала, стоит ли приходить, но мне очень хотелось, – сказала она.

– Я рад, что ты пришла.

Как

незнакомые люди в автобусе, печально подумал он. Но это же неправильно!

– Как ты? – спросила она.

Он улыбнулся:

– Побывал на войне. Хочешь увидеть мои боевые шрамы? – Джонни поднял до колен полу халата и показал начинавшие заживать, но еще красные неровные надрезы, перехваченные швами.

– Господи, что они с тобой делают?!

– Пытаются заново собрать Шалтая-Болтая, – пошутил Джонни. – Вся королевская конница, вся королевская рать, все королевские лекари. Так что…

Он умолк, потому что она заплакала.

– Не говори так, Джонни. Пожалуйста, перестань!

– Извини. Просто я… пытался пошутить. А на самом деле? Действительно пытался пошутить или хотел сказать: спасибо, что пришла навестить, а меня режут на куски?..

– Как ты… Как ты можешь шутить над этим? – Сара достала из сумки бумажную салфетку и вытерла глаза.

– Вообще-то мне это несвойственно. Наверное, при виде тебя… это такая защитная реакция, Сара.

– Тебя собираются отсюда выписывать?

– Рано или поздно. Это как «прогон через строй» в старые времена – читала об этом? Если останусь жив после того, как каждый индеец ударит меня томагавком, то окажусь на свободе.

– Этим летом?

– Не думаю… вряд ли.

– Ты не представляешь, как мне жаль, что так вышло, – едва слышно проговорила Сара. – Я пыталась понять, почему… или как все было бы… не могу уснуть… если бы я не съела той злосчастной сосиски… если бы ты остался, а не поехал домой… – Покачав головой, она подняла на него заплаканные глаза. – Иногда мне кажется, что шансов на выигрыш не было вовсе.

Джонни улыбнулся:

– Двойное зеро. Выигрыш хозяина. Помнишь? Я перехитрил «Колесо», Сара.

– Да. Ты выиграл больше пятисот долларов.

Он смотрел на нее, все еще улыбаясь, но теперь улыбка была озадаченной, почти болезненной.

– Хочешь, я повеселю тебя? Мои доктора считают, будто я выжил потому, что получил в детстве какую-то серьезную травму головы. Но я ничего так и не вспомнил. И родители тоже. Но каждый раз, думая об этом, я вспоминаю то «Колесо фортуны» и чувствую запах горелой резины.

– Может, все дело в аварии…

– Нет, не в ней. Просто «Колесо» было знаком… предупреждением… а я не понял этого.

– Не говори так, Джонни.

Джонни пожал плечами:

– А может, я просто потерял всю отпущенную мне на четыре года удачу за один вечер. Но посмотри, Сара. – Он осторожно, морщась от боли, снял одну ногу с пуфа, согнул ее, распрямил и снова водрузил на пуф. – Может, им и правда удастся собрать Шалтая-Болтая.

Очнувшись после комы, я не мог ни сгибать, ни разгибать ног так, как сейчас.

– И ты способен думать, Джонни, – сказала она. – И разговаривать. Мы все считали, что ты… в общем, сам понимаешь.

– Да. Превратился в овощ.

Они снова замолчали, и в палате воцарилась неловкая, гнетущая тишина.

– А как дела у тебя? – нарочито весело спросил Джонни.

– Ну… Я вышла замуж. Ты, наверное, знаешь.

– Отец сказал мне.

– Он у тебя славный. – Сара расплакалась: – Я не могла ждать, Джонни. И мне так жаль. Доктора сказали, будто ты никогда не очнешься и будешь постепенно деградировать, пока… пока все не кончится. Но даже если бы я знала, Джонни… – Она умоляюще взглянула на него, словно рассчитывая на понимание. – Едва ли дождалась бы. Четыре с половиной года – это ужасно долго.

– Верно, это чертовски долго. Я тебе больше скажу: я попросил принести журналы за четыре года, чтобы узнать, кто умер. Трумэн. Дженис Джоплин. Джими Хендрикс. Я вспомнил, как он исполнял «Лиловый туман», и никак не мог поверить. Дэн Блокер. Мы с тобой. Будто нас и не было.

– Мне очень стыдно, Джонни, я чувствую себя такой виноватой. Но я люблю мужа, сильно люблю.

– Это – самое главное.

– Его зовут Уолт Хазлетт, и он…

– Расскажи лучше о ребенке, – попросил Джонни. – Только не обижайся, ладно?

– Он – чудо! – Сара улыбнулась. – Сейчас ему семь месяцев. Мы назвали его Денис в честь деда по отцовской линии, но сами зовем Денни.

– Привези его как-нибудь. Мне хочется посмотреть на него.

– Привезу, – пообещала Сара, и оба фальшиво улыбнулись, понимая, что этого никогда не будет. – Джонни, тебе что-нибудь нужно?

Только ты. И вернуть последние четыре с половиной года.

– Нет, – ответил он. – Ты все еще преподаешь?

– Пока да.

– По-прежнему понюхиваешь кокаин?

– Джонни, ты совсем не изменился. Все те же вечные шутки.

– Все те же вечные шутки, – согласился он, и в палате снова повисла тягостная тишина.

– Можно, я еще приду проведать тебя?

– Конечно. Было бы здорово, Сара. – Он помедлил, не желая, чтобы расставание было таким незавершенным. Но не хотел причинять боли ни ей, ни себе. – Сара, ты поступила правильно.

– Думаешь? – Она улыбнулась, но кончики ее губ задрожали. – Я часто думаю, как все жестоко… и неправильно! Ужасно неправильно! Я люблю мужа и ребенка, и когда Уолт говорит, что мы обязательно будем жить в самом красивом доме Бангора, я верю ему. Когда он говорит, что в свое время будет баллотироваться на место Билла Коэна в палате представителей, я ему тоже верю. Он говорит, что когда-нибудь президентом страны станет житель Мэна, и я почти верю этому. А придя сюда и увидев твои бедные ноги… – Она снова заплакала. – Их словно пропустили через мясорубку, и ты такой худой…