Мертвецы идут

Думаю, это конец. Я не в состоянии спуститься вниз, да и все равно мне не хватило бы кислорода. Ближайшая спасательная станция расположена в пяти километрах отсюда, но с таким же успехом она могла бы находиться на противоположной стороне этого крошечного спутника. Я не жду, что кто-нибудь поможет мне в последнюю минуту. Никто не знает, что я здесь, мой телефон и аварийный маяк вышли из строя, сигнальные ракеты погибли вместе с поясом, и я не думаю, что беспилотные самолеты патрулируют местность на такой высоте. Но, по крайней мере, ноги у меня больше не болят, хотя сквозь пелену обезболивающих я чувствую пульсацию в обрубке правой руки, словно далекий грохот боевых барабанов…

Если вы — тот, кто обнаружил мое тело, то сомневаюсь, что у вас найдется время выслушать мою последнюю речь. У вас будет много дел: вызвать помощь, оцепить территорию, убедиться, что вы и ваши спутники не наступили на какие-нибудь драгоценные улики, валяющиеся под ногами. Нет, я думаю,

что вы — следователь или гражданский чиновник, сидящий в офисе, спрятанном внутри гигантского бюрократического муравейника, и по долгу службы слушаете эту запись, прежде чем отправить ее в архив. Вы узнаете, что мое тело было найдено поблизости от восточного края огромной расщелины грабена [2] Эллиота на Ариэле, четвертом по величине спутнике Урана, но думаю, что вы вряд ли когда-нибудь посещали это место, так что я должен дать представление о том, что вижу перед собой.

Я сижу, плотно прижавшись рюкзаком своего скафандра к огромной глыбе грязного, твердого как камень льда. Впереди, недалеко от моих сломанных ног, начинается отвесный спуск высотой примерно километр, который ведет в гигантскую котловину грабена. Два миллиарда лет назад дно котловины было скрыто под слоем водно-ледяной лавы, и теперь плоская равнина усеяна бескрайними полями полувакуумных организмов. Оранжевые, красные, черные как сажа, рыжевато-коричневые, ярко-желтые — они тянутся, насколько я могу видеть, во всех направлениях до самого горизонта, похожие на самое большое во Вселенной лоскутное одеяло. Этот спутник мал, а грабен очень велик, так что его западный край находится за линией горизонта. Высоко над полями плывут вереницы ламп, похожие на горящие эскадрильи самолетов. Здесь имеется кое-какое атмосферное давление, двадцать миллибаров азота и метана, и вид скрывает легкая дымка, давая представление о расстоянии, о том, как огромен на самом деле этот сад. Это тюремная ферма, и каждый квадратный сантиметр поля орошен потом мужчин и женщин, обреченных на медленную смерть после крушения своих идеалов, но сейчас для меня это не имеет никакого значения. Я сижу наверху, над полями, выше ламп, примостившись под карнизом огромной пластиковой крыши, которая покрывает грабен. Повернув голову, я могу увидеть одну из могучих опор, поддерживающих крышу. Над ней в черном небе плывет гигантский зелено-голубой шар Урана. Южный полюс газового гиганта, покрытый коричневатой пеленой фотохимического смога, обращен в сторону блестящей точки — Солнца, которое висит над западным горизонтом.

До заката осталось три часа. Я его не увижу. Ноги мои охватило приятное оцепенение, но пульсация в ладони усилилась, я чувствую тупую боль в груди, каждый вдох дается мне с трудом. Интересно, проживу ли я достаточно, чтобы рассказать вам свою историю…

Все нормально. Я сделал себе еще один укол обезболивающего. Для этого мне пришлось отключить автоматику скафандра и перейти на ручное управление — это смертельная доза…

Боже, все еще болит. Больно даже смеяться…

Меня зовут Рой Брюс. Это не настоящее имя. У меня никогда не было настоящего имени. Предполагаю, что, когда меня изготовили, я получил номер, но я его не знаю. Мои инструкторы звали меня Дейвом — но они всех нас называли Дейвами, это была шутка, понятная только им самим, и они не давали себе труда объяснить ее. Позднее, вскоре после начала войны, я стал жить жизнью человека, по образу и подобию которого я был создан. Я присвоил его жизнь, его личность. А после того, как война закончилась, после того, как я игнорировал приказ вернуться и оказался в бегах, у меня было несколько разных имен, одно за другим. Но Рой, Рой Брюс — это имя я носил дольше остальных. Это имя вы найдете в списке охранников. Под этим именем вы можете меня похоронить.

Меня зовут Рой Брюс, и я жил в Гершель-Сити, на Ариэле, восемь с половиной лет. Жил… Уже в прошедшем времени.

Меня зовут Рой Брюс. Я служу охранником в тюрьме. Эта тюрьма, Исправительное учреждение № 898, представляет собой скопление помещений — мы называем их блоками, — вырытых в восточном склоне грабена Эллиота. Гершель-Сити уходит на двадцать километров под ледяную поверхность Ариэля, это гигантская цилиндрическая шахта, стены ее покрыты зеленым пышным лесом, растущим вертикально из многочисленных уступов и расщелин. Общественные здания и небольшие парки торчат из этого леса, словно грибы-трутовики; дома расположены внутри деревьев и между ними. Ариэль имеет едва ли тысячу километров в диаметре и в основном состоит из льда; гравитация здесь очень низкая. Жители Гершель-Сити — акробаты-древолазы, они раскачиваются, карабкаются, скользят, летают вверх-вниз, туда-сюда по кабельным проводам и трапецеидальным балкам, сеткам и веревочным дорожкам. Это неплохое место для житья.

У меня однокомнатный дом-дерево. Он невелик и просто обставлен, но по утрам там можно посидеть на веранде, наблюдая, как белки-обезьяны гоняются друг за другом среди сосен…

Я являюсь членом парильни № 23. Я развожу поющих сверчков, которые выиграли несколько соревнований. В основном они натасканы петь фрагменты из Моцарта, ничего особенного, но мои сверчки весьма выносливы и обладают превосходным тембром и высотой. Надеюсь, старый Уилли Гап продолжит мое дело…

Я также люблю пешие походы, люблю восхождение в свободном стиле. Как-то раз я в одиночку преодолел маршрут Сломанной Книги в каньоне Просперо, на Миранде [3] — двадцать километров по вертикальной поверхности — за пятнадцать часов. К рекорду даже не приближался, но неплохо для страдающего неизлечимой болезнью. У меня уже несколько раз начинался рак, но ретровирусы довольно легко с ним справились. Меня убивает — хотя нет, ему уже не суждено убить меня — какое-то общее системное заболевание, нечто вроде волчанки, туберкулеза кожи. Разумеется, я не мог получить лечение, потому что врачи узнали бы, кто я на самом деле. Кем я на самом деле был.

Думаю, у меня оставался еще год или около того. Возможно, и два, если бы мне повезло.

Короткая жизнь, но вся она принадлежала мне.

У Урана двадцать с чем-то спутников, большинство из них — захваченные его гравитационным полем глыбы грязного льда диаметром несколько десятков километров. До Тихой Войны здесь жило не более двухсот человек. Привычные к невзгодам семьи пионеров, отшельники, несколько ученых и члены некой индуистской секты, которые выращивали на огромных участках черной поверхности Умбриэля медленно растущие вакуумные лишайники. После войны Альянс Трех завладел научной станцией на Ариэле, одном из крупных спутников, переименовал ее в Гершель-Сити и построил исправительное заведение строгого режима в большом грабене неподалеку. Различные лидеры и герои революции, которые уже провели два года на допросах в Тихо, на Луне, были переведены сюда, чтобы отбывать сроки заключения, заново получать образование и подвергаться моральной перестройке. Сначала это заведение содержал Военный Флот, но после того, как грабен Эллиота был покрыт крышей и там были устроены фермы по разведению вакуумных организмов, к делу привлекли гражданских. Большая часть персонала тюрьмы — бывшие военнослужащие, после войны обосновавшиеся во Внешней Системе. Я один из них.

Во время подготовки нас обучали созданию фальшивых личностей с убедительными легендами; мое последнее воплощение с легкостью прошло проверку. Восемь с половиной лет Рой Брюс, охранник третьего класса, увлекающийся разведением сверчков и скалолазанием, жил тихой незаметной жизнью на краю Солнечной системы. А потом два охранника наткнулись на тело Гетера Лайла, бывшего лидера Сената Афин, что на Тефии, [4] которые, вместе с дюжиной других городов-государств Внешней Системы провозгласили независимость от Земли.

Я немного знал Гетера: это был трудолюбивый, серьезный человек, в свободное время он работал над каким-то философским сочинением. Его обнаженное тело было обнаружено посреди главной дороги, соединяющей тюрьму и фермы, руки и ноги были раскинуты в стороны, ладони и ступни прибиты к земле гвоздями. Гениталии были отрезаны и помещены в рот; язык вырван через разрез в горле. Тело замерзло и было твердым как камень — температура в котловине составляет примерно минус сто пятьдесят градусов по Цельсию, это курорт по сравнению с поверхностью Ариэля, но все же значительно холоднее, чем в домашнем холодильнике; углекислый газ, выделяемый некоторыми видами вакуумных организмов, оседает на поверхностях в виде изморози. Для того чтобы провести вскрытие, тело потребовалось размораживать в течение шести часов; выяснилось, что увечья были нанесены после смерти. Лайл умер от удушения, а уже потом над телом проделали все эти штуки.

Когда было найдено тело Гетера Лайла, я находился более чем в тридцати километрах от тюрьмы, наблюдая за работой команды из десяти заключенных, — мы называем ее отрядом, — которая собирала урожай с поля вакуумных организмов. Необходимо чем-то занимать заключенных, а работа в скрюченном состоянии на полях и переработка сырья весьма утомительны, так что у них не остается времени, чтобы причинить серьезные неприятности. К тому же экспорт высококачественных продуктов, производимых вакуумными организмами из метана в здешней разреженной атмосфере, помогает покрыть огромные расходы по содержанию тюрьмы. Так что я узнал об убийстве лишь после того, как привел свой отряд обратно в его блок в конце шахты, а мрачные подробности дошли до меня только вечером, в парильне.