Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца
Шрифт:
— Но на первый вопрос ты знаешь ответ.
Она испуганно посмотрела на меня.
— Я его не знаю. Было так темно.
— Ты врешь.
Она не протестовала.
На другой стороне улицы остановились две старушки. Было видно, что они не пришли в восторг, увидев, как сорокалетний мужчина с седыми висками беседует с несчастной промокшей до нитки девушкой на подвальной лестнице прямо посередь бела дня. У обеих в руках были зонтики, и я не исключал возможности нападения, если только они не предпочтут позвонить в полицию.
Я
— Послушай, может быть, ты позволишь угостить тебя чашкой ко… пепси-колой?
Она ехидно посмотрела на меня.
— Может, у тебя с собой есть и погремушки? Ты можешь угостить меня пивом, а если захочешь что-нибудь узнать, то придется платить за это…
— Отлично. — Во всяком случае, мне удалось ее уговорить пойти со мной. Сейчас она готова на все, только чтобы получить деньги, но как раз в этих определенного рода услугах я не нуждался. Ей не придется делать ничего, кроме как разговаривать со мной. И может быть, она сможет мне помочь.
Она поднялась, отряхнула джинсы, кокетливо взглянула на меня и предложила пойти в одно место, где не особенно смотрят на возраст при продаже алкоголя. Старушки настороженно проводили нас взглядами, запомнив на всякий случай мои приметы. Наверняка они теперь будут слушать новости несколько дней подряд и, если только услышат что-нибудь подозрительное, сразу позвонят в полицию.
По дороге к кафе я попросил:
— Расскажи мне об Асбьерне, Сирен.
Она быстро взглянула на меня.
— Это еще зачем?
— Не забудь, что в свое время я помог выбраться тебе из грязи. Ты многое значишь для меня. Меня интересует твоя жизнь.
— Моя жизнь пошла к черту. Я не хочу говорить об этом.
— Но нам нужно об этом поговорить.
— Почему?
— Потому… что… был еще один пожар. И из-за Александра Латора.
Она так резко обернулась ко мне, что чуть не споткнулась на ровном месте.
— А-Алекс? А что с ним? Что ты имеешь общего…
— Ведь он же был свидетелем по тому делу?
— Да.
— Ты хорошо его знаешь?
— Не особенно. Он был другом Асбьерна… Они вместе учились.
— Что, собственно, случилось тогда, в прошлый пожар?
— Случилось? — Она пожала плечами. — Была вечеринка. Асбьерн напился и заснул. Другие отправились в город. И дом сгорел.
— А Алекс — он был на вечеринке?
— Нет. Он просто видел, как все пришли. И что Асбьерна с ними не было, когда они отправились в город.
— Видел. Откуда?
— Не спрашивай! Я не хочу говорить об этом, я уже сказала!
— Он тоже опознавал труп?
Она покачала головой.
— Не думаю. Ведь я сделала это.
— И ты совершенно уверена, что это был Асбьерн?
— Что ты имеешь в виду? Естественно, это был он! Неужели ты думаешь, что я бы шла сейчас рядом с тобой, если бы это не был он!
Я пожал плечами и ответил:
— Нет. Наверняка нет.
— Наверняка?
Мы наконец дошли до кафе и остановились у входа.
— Почему ты интересуешься? Откуда ты знаешь Алекса?
Я выполнял одно задание, которое он мне дал. Он сейчас на пути из страны, Сирен.
Она казалось совершенно сраженной новостью.
— На пути из страны? Что ты имеешь в виду?
— Ему не продлили визу. Полиция по делам иностранцев считает, что… Может быть, ты что-то знаешь об этом, Сирен? Продавал ли Латор наркотики?
— Продавал… — Она задумчиво покачала головой. — Но если ты действительно не знаешь, где… Может быть, я смогу тебе помочь… Если ты… — И она пошевелила пальцами, как будто считала деньги.
Моя рука скользнула во внутренний карман пиджака и остановилась там. Отличная рекламная картинка для банка, которая напоминает вам о возможности получения займа, но ни словом не обмолвится об уплате процентов. Но она не клюнула на наживку. Ее слишком часто обманывали.
— Я хочу увидеть деньги.
Я вытащил бумажник.
— Сколько у тебя есть?
— Сто крон.
Она присвистнула.
— Двести?
— Пятьсот — и поллитровая кружка пива, как ты и обещал.
— Пятьсот за билет в никуда?
— Это важно для тебя, а не для меня. Что касается меня, то ты можешь взять свои бумажки и подтереться ими…
— Хорошо-хорошо. Ты не возьмешь чек на двести, а остальные триста — наличными?
Она цинично усмехнулась.
— Чек на двести? Последний мой клиент, плативший чеком, был болен сифилисом в последней стадии. Я не принимаю чеков. Наличные или ничего.
Поэтому мне не оставалось ничего другого, как вынуть последние пятьсот крон и показать их ей.
— Но принципы есть и у меня. Ты видишь деньги, но ты их не получишь, прежде чем не расскажешь все, что знаешь.
— Тогда сначала пиво.
Я глотнул воздуха. Это была одна из самых трудных минут в моей жизни, после последнего визита к священнику. Я указал рукой на дверь, и мы вошли в кафе.
Запах пива и гомон множества голосов были отличительными чертами этой забегаловки. Она демонстративно покачивала бедрами, пробираясь к свободному столику. К ней тут же обратились все взгляды грязных мужичонок, облепивших столы. Вслед нам проорали что-то о папенькиной дочке и добром дядюшке. Стол нам достался самый освещенный, потому что это заведение было того рода, где темные углы занимались прежде всего.
К нам, как змея к утреннему солнышку, выполз официант, обнажил свои клыки и наградил меня ядовитым взглядом, когда я заказал «Фаррис» для себя и поллитровую кружку пива для Сирен. Но он, во всяком случае, принимал чеки, и это радовало. Кроме того, он даже не позвонил сначала в банк.
— Ну? — нетерпеливо спросил я. Но она обвила пальцами запотевшую кружку пива, поднесла ее ко рту и одним глотком наполовину осушила.
Наконец она посмотрела на меня.
— Когда он должен уехать из страны?