Мертвецы
Шрифт:
– Его Мантоны поймали, – сказал я, наблюдая за ним.
Он поднял брови.
– Ебаные отморозки, – сказал он.
– Ага, я сам оттащил его в больничку. Он был весь в крови. И порезан, как хуй знает что. Они его пытали, такая вот фигня.
Он все смотрел в телек. Деваха как раз снимала одежду, и вот-вот должны были показаться сиськи. Мы оба дождались, пока это произойдет. Это был скоротечный момент. Как только все закончилось, я снова повернулся к Легзу:
– Ага, они ваше его убить хотели. И делали это медленно, растягивая, типа, удовольствие.
Он по-прежнему смотрел в ящик, но я знал, что на телек ему насрать.
– Похоже, Финни убил База, – продолжал я. – Ну, так по крайней мере решили Мантоны. Какой-то мудак сказал им, что это Финни, вот они на него и насели. Но их нельзя винить, так ведь? Если бы какой-то уебок убил моего брата, я бы тоже, наехал на него с бензопилой. Но знаешь, Легзи, что интересно. Мне интересно, кто им сказал.
Он почесал подбородок и надул щеки, по-прежнему ничего не говоря. Потом встал и пошел на кухню.
Я за ним. Когда он открыл холодильник, свет упал на его лицо, и я увидел, какой он бледный, будто пережил невъебениый шок. Ну, думаю, он его и пережил, услышав про Финни.
– Легз, – сказал я. – За что ты так со мной?
Он вытащил пару банок и бросил мне одну. Мы открыли пиво и начали пить. Он прислонился к холодильнику и посмотрел на часы. Потом сказал:
– Я знаю, что ты сделал.
– Сделал? – переспросил я. – И что я сделал?
– Убил ее.
Он смотрел на меня так же, как раньше смотрел на него я, когда рассказывал про Финни. Хотел что-то разглядеть.
Понятия не имею, что он там искал, но вряд ли ему удалось это найти. Лицо у меня точно одеревенело. Никаких эмоций.
– Кого убил?
– Бет.
– Убил Бет? – сказал я. Эти слова взорвались где-то у меня в голове и стали отскакивать от стен – эхо было, будто на большом складе лает собака. Но больше я ничего особо не чувствовал. В пустых помещениях всегда есть эхо. «Конечно нет, – хотел сказать я. Ну, потому что, блядь, не убивал я ее».
Но не сказал. Это прозвучало бы неправильно, точно? Так же, как если бы я сказал: «Да, конечно, я ее убил». К тому же было еще кое-что. Финни сунулся было в это, но я сказал ему, чтобы не лез в мои дела. Я не хотел этого слышать. Ни от себя, ни от кого-то еще. Но, может, в этот раз я услышал. Поделился проблемой с другом, вся хуйня. А если ты не можешь доверять друзьям, кому ты вообще можешь доверять. А?
Жил-был чувак, который однажды нашел у себя в спальне пачку сигарет. В той самой спальне, которую он делил со своей дорогой женой. Только это были не его сигареты. Он курил «Бенни», а это был «Регал». И не сигареты его жены, она курила «Консул». Так что он почесал репу и задумался, откуда могла взяться под кроватью эта странная пачка сигарет.
Но сколько бы он ни чесал репу, ответа не было. Только голова болела. Так что он пошел к жене, намереваясь спросить ее. Только когда он к ней подошел – когда стоял перед ней и смотрел ей в глаза, – во рту у него вдруг пересохло и язык прилип к небу. Спрашивать было уже ни к чему. В ее голубых глазах стоял ответ – за всеми отмазками, которые она лепила потом. И вы знаете, что он сделал?
Вы знаете, что он должен был сделать, точняк. Он должен был все выяснить. Ты моя жена или последняя блядь? Ты знаешь, кто я? Я Ройстон, долбанный, Блэйк, и никакая жена не может ходить налево у меня за спиной. Так как насчет той пачки «Регал», а? Кто тот джентльмен, которого ты ублажала? Расскажи мне. Когда я разберусь с этим пидором, он будет их жопой курить.
Но он этого не сделал. Он ушел, как старый побитый пес.
Мудак.
И попытался забыть об этом. Он пытался думать обо всех причинах, которые могли привести к появлению пачки «Регал» у него в спальне. А если вдуматься, этих причин может быть масса. И если вдуматься, окажется, что ты ведешь себя как полный придурок. Это твоя жена, мать твою, приятель. Не какая-то там двухпенсовая шлюха из ближайшего гадюшника. Конечно, она не станет тебя обманывать.
Так что этот чувак начал всячески обхаживать жену; Он не понимал зачем, но что-то ему подсказывало, что так будет лучше, мало ли что. Он приносил ей цветы и духи. Он даже пытался готовить, пока не стало ясно, как день, что для готовки он явно не приспособлен. И начал уделять ей больше внимания в койке. Как в старые добрые времена, когда они только поженились и трахались, как пара кроликов по весне.
Только теперь все было по-другому. Чем сильнее он к ней прижимался, тем больше она отворачивалась. И духи стояли в шкафу, и цветы увядали.
А между тем он ел, пил, спал, ссал и срал, ходил на работу и там продолжал париться. И однажды его это запарило вконец. Народ стал давить. Мимо него проходили дети. Начинались и шли драки, а он даже не замечал. И когда его босс – большой чувак с мясистой рожей, покрытой шрамами, и бритой башкой – сказал ему отваливать, потому что когда он просто стоит у дверей и пялится на свои ботинки, толку от него ноль. И когда он ехал домой на своей «Капри», мчался все быстрей и быстрей. Что-то гнало его вперед, что-то красное, острое, засевшее в животе. И чем ближе он подъезжал, тем сильнее давило это что-то.
Он вошел как можно тише, хотя ему казалось, что в голове бушует ураган. Ему хотелось развернуться и убежать. Хотелось рвануть в город и выпить двадцать пинт пива. Может, посмотреть новую стриптезершу, которая выступала по четвергам. Но было уже слишком поздно.
Было уже слишком поздно пригибаться и делать вид, что ничего не происходит. Он достаточно долго простоял в коридоре, чтобы это унюхать. В доме был мужик. Мужик, который курил «Регал». А потом он услышал. Дыхание. Стоны. Совокупление. Ебля. Наверху.
Вышел он так же тихо, как и вошел.
Легз прикурил «Регал» и взглянул на меня. Странное у него было лицо. Он не улыбался, не хмурился, вообще ничего. Да, такого лица я раньше не видел. И не только у Легза, вообще ни у кого в Мэнджеле. Он протянул руку и предложил мне сигарету.
– Не, спасибо, – сказал я. – Я не курю «Регал». Разве я тебе не говорил? Че-то ты тупишь, Легзи. – Я рассмеялся. И замолчал.
Мы смотрели в глаза друг другу.
Странное забытое чувство. Будто после того, как много лет скрипели на ветру, закрываются старые ржавые ворота. И когда они закроются, снова их не откроют уже никогда.