Мертвое море
Шрифт:
Сын
Послали за доктором Родриго. У Гумы была рана на голове от удара об острые рифы, на которые наткнулся «Смелый». Но когда доктор пришел, ему пришлось сначала оказать помощь Ливии, которая из-за испуга разрешилась от бремени на несколько дней раньше. И малыш уже плакал, когда Гума смог наконец подняться с забинтованной головой и рукой на перевязи. Он долго смотрел на сына. Мария Клара находила, что ребенок — весь
— Ни прибавить, ни убавить: Гума — и всё тут.
Ливия улыбалась устало, доктор Родриго велел всем оставить ее одну, чтоб отдохнула. Шкипер Мануэл пошел домой, но Мария Клара осталась с Ливией до прихода тетки. Старый Франсиско отправился за нею, по дороге сообщая счастливую новость всем знакомым. Оставшись наедине с Ливией, Мария Клара сказала:
— Ты сегодня заработала сына и мужа.
— Расскажи, как все было.
— Не сейчас, тебе надо отдохнуть. После ты все узнаешь. Ветер, надо сказать, был уж так свиреп…
Гума задумчиво ходил взад-вперед по комнате. Теперь у него родился сын, а «Смелого» больше нет. Чтоб заработать на жизнь, придется наняться на баржу. Нет у него теперь парусника, чтоб оставить в наследство сыну, когда он сам отправится к землям Айока. Теперь он будет продавать труд своих рук, не будет у него больше своего паруса, своего руля. Это было наказание, думал Гума. За то, что он предал Руфино, предал Ливию. Это было наказание. Ветер упал на него, бросил на рифы. Если б не Мануэл, подоспевший в ту минуту, как Гума упал в воду и ударился головой о камни, не видать бы ему собственного сына.
Родственники Ливии пришли. Обняли Гуму, старый Франсиско им все рассказал дорогою. Приблизились к постели Ливии. Мария Клара простилась, обещав заглянуть позднее. Предупредила, что Ливия спит, доктор не велел будить. Тетка села возле постели, но дядя вышел из комнаты, решив поговорить с Гумой.
— Шлюп совсем пропал?
— Затонул. Доброе было судно…
— А чем вы теперь намерены заняться?
— Сам не знаю… Наймусь лодочником или в доки.
Он был грустен: не было больше «Смелого», нечего было оставить в наследство сыну. Тогда дядя Ливии предложил ему работать с ним. Гума мог бы переехать в верхний город, помогать в лавке, постепенно осваиваться. Дядя собирался расширить дело.
— Я уже говорил об этом с Ливией. Думал, вы продадите шлюп и внесете свой пай. Но теперь никакого пая не надо, просто давайте работать вместе.
Гума не ответил. Тяжело было ему покинуть море, признать себя побежденным. Да и не хотелось оказаться в долгу у дяди Ливии. Старик надеялся, что племянница сделает удачную партию, чтоб иметь компаньона в деле, открыть впоследствии большой магазин. Он был против ее брака с Гумой. Потом примирился и стал думать о Гуме как о возможном компаньоне. Теперь все его честолюбивые планы провалились, и лавка на ближайшее время так, видимо, лавкой и останется, да еще придется извлекать из нее на пропитание Гумы и его семьи. Старик ждал ответа.
Дверь отворилась, и вошел старый Франсиско. На руке его виднелась новая татуировка —
— Что ты намереваешься делать?
— Стать лавочником.
— Лавочником?
— Он будет моим компаньоном, — с достоинством сказал дядя Ливии, — он оставит прежнюю жизнь.
Старый Франсиско снова взял трубку, аккуратно набил и зажег. Дядя Ливии продолжал:
— Он будет жить с нами в верхнем городе. Вы тоже можете переехать.
— Я не такая развалина, чтоб жить на милостыню. Я пока еще зарабатываю себе на хлеб.
Тетка появилась в дверях, прикладывая палец к губам.
— Говорите потише, пускай она поспит, — и кивала в глубину комнаты.
— Я не хотел обидеть, — объяснял дядя Ливии.
Гума думал о старом Франсиско. Что будет с ним, если он останется один? Скоро он уже не сможет чинить паруса, и ему нечем будет заработать на жизнь. Старый Франсиско затянулся трубкой и закашлялся:
— Я скажу доктору Родриго, что не нужно…
— Чего не нужно?
— Жоан Младший продает своего «Франта». Он купил три баржи, парусник ему больше не нужен. Дешево продает, сразу нужна только половина суммы. Доктор Родриго сказал, что поможет… Но ты хочешь стать лавочником…
— Доктор Родриго дает половину?
— Дает в долг. Ты заплатишь, когда сможешь. Вторую половину будешь выплачивать каждый месяц.
— Это красивое судно.
— Другого такого у нас в порту нет. — Старый Франсиско воодушевлялся: — Только с одним «Скитальцем» шкипера Мануэла может сравниться. Остальные и в счет не идут. Да и продает-то почти что за бесценок.
Он назвал цифру, Гума согласился, что это недорого. Он думал о сыне. Так у сына будет свой парусник,
— Жоан Младший здесь?
— В отъезде. Но когда вернется, поговорим.
— А других покупателей нет?
— Как нет? Уж раньше нас интересовались. Но я все улажу, когда вернется Жоан. Я его ребенком знал, когда он по земле ползал.
Дядя Ливии пошел к племяннице. Гума смотрел на старого Франсиско как на спасителя. Старик пыхтел трубкой, вытянув руку на столе, чтоб просохла новая татуировка. Пробормотал:
— Моя рука пережила его…
— «Смелого»?
— Ты помнишь, как я чуть не разбил его о камни?
Он засмеялся. Гума тоже засмеялся. Пошел за графинчиком.
— Мы «Франта» переименуем.
— А как назовем?
— У меня такое имя на уме — красота: «Крылатый бот».
Входили всё новые приятели. Графин скоро опустел. В комнате стоял запах лаванды.
Как только они остались вдвоем, Гума рассказал Ливии, как все произошло. Она слушала с полузакрытыми глазами. Рядом спал маленький сын. Когда он кончил свой печальный рассказ, она сказала: