Мертвое Небо
Шрифт:
– В нашей семье уже много поколений мужчины не умирают своей смертью. Так говорил отец. Ты видишь – он прав.
– Не будем говорить об этом,– сказал Данил.– Тебе больно.
– Мне не станет больней от разговора,– возразила Ниминоа.– Я привыкла, что люди умирают. В Кариомере умирают чаще, чем рождаются. Говорят, из-за того, что Величайший любит хуридцев больше других народов и чаще призывает к себе.
– Вздор,– сказал Данил.
– Надеюсь. Боги моей мамы нравятся мне больше. Я хотела бы попасть к ним после смерти. Но по закону Хуриды монахи отправили бы меня к Величайшему. Как колдунью.
– В Мире много богов,– сказал Данил.– Есть достаточно омерзительные, вроде конгайского Равахша или урнгурского Хаора. Мой наставник
– Монахи говорят: нет богов, кроме Величайшего.
– Смелое утверждение,– усмехнулся Данил.– Мой наставник вряд ли согласился бы с ним, поскольку видел воочию самого Потрясателя Тверди. И не только его. Но не очень-то любит распространяться об этом. Он и выжил-то лишь благодаря Сантану-магу. Тому, кого конгаи называют Освободителем.
– Мама рассказывала о нем,– кивнула Ниминоа.– Говорят, он погиб.
– Говорят,– Данил охотно свернул с темы богов на более близкую ему по духу.– После свержения Великого Ангана Сантан уплыл на Красную Твердь. А через год в горах Хох разразилась магическая битва. Чудовищная. Целого куска хребта – как не бывало. Скалы текли, как вода. Я думал, мифы преувеличивают, когда читал подобное. Но потом я побывал там и сам видел последствия. Один огромный оплавленный кратер. И серый пепел на мили вокруг. Говорят, там Сантан и погиб. Жаль. Конг ему обязан свободой, а очень многие – жизнью. Потомки Асхенны могут им гордиться. Он – нашей крови. Первый великий маг нашей крови.
– Ты говоришь так, словно магический дар – выше благородного происхождения,– осторожно проговорила Ниминоа.– Но отец говорил: светлорожденные ставят благородство крови превыше всего.
Она с волнением ждала ответа, и Данил не разочаровал ее.
– Глупости! Честь – выше. Благородство духа – выше. Благородный по крови обязан встать выше других. Высота рождения обязывает его. Равное мужество, проявленное простолюдином и светлорожденным, для первого – честь, для второго – обычай. Мой наставник Нил Биоркит. В нем ни капли благородной крови. Да и человеческой только половина. А мой отец, светлейший, не раз говорил, что взирает на него снизу вверх. Правда,– Данил улыбнулся,– Нил выше него на полный локоть. И не только отец. Светлейший Эрд, Наследник Асенаров лично представлял его Императору и настоял, чтобы, вопреки церемониалу, мой наставник занял место выше его собственного. И Император согласился, хотя кое-кто из благородных и морщил нос. Особенно тайдуанцы. Но рта не открыли. У желтокожих ловко ткут шелк и интриги, но скрестить меч с Эрдом или Нилом – кишка тонка. Так что мы, аристократы Империи, ценим человека, а не подвиги его прадедушки. А магический дар, Ними,– не пустая игрушка. И сродни благородству крови. Кому даровано больше, с того больше спрос.
– Магический дар…– чуть слышно проговорила Ниминоа.– Моего магического дара не хватит, чтобы вывести нас отсюда. Я чувствую, что могла бы… Но не знаю, как. Не умею.
– Иногда достаточно одного желания,– мягко произнес Данил.
– Желания? – Ниминоа чуть заметно улыбнулась.– Если желания достаточно, то…
Голубое сияние возникло в одном из коридоров. Данил вскочил, выхватив меч, загородил девушку, бросил быстрый взгляд на пардов. Животные и ухом не вели. Это успокаивало.
– Оставайся здесь,– бросил светлорожденный и двинулся навстречу таинственному свету.
Еще полчаса назад, до последнего разговора, Ними не осмелилась бы ослушаться. Но теперь проигнорировала приказ Данила. В самом деле, если с ним что-нибудь случится, много ли будет стоит жизнь хуридской девушки?
Данил осторожно вошел в коридор. Он слышал за спиной шаги Ниминоа, но не отправил ее назад. Коридор узок. Чтобы напасть на девушку, врагу придется перешагнуть через вагарский клинок.
Впереди – светлое пятно. Камень. Белый, как турский мрамор. Белый камень, вмурованный в черную стену коридора. Еще три шага, поворот – Данил поднял левую ладонь. Знак Ниминоа: остановись.
И еще шаг.
Голубой свет ударил в лицо. Но свет этот не нес опасности. Впереди, в овальном вырезе коридора, висел огромный дымчатый, потрясающе близкий шар луны.
Они остались в пещере. Спускаться ночью по незнакомому склону Данил счел слишком опасным. И еще: там внизу – люди. Много людей. Целая страна. А здесь только они двое.
Расстелив одеяла, они сидели рядом у угасающего костра. Только стук капель в одном из тоннелей да глубокий вздох спящего парда нарушали абсолютную тишину подземного мира. Данил чувствовал, как расслабилось нечто у него внутри. Словно ослабили тетиву лука. Тишина, покой, Ниминоа. От девушки пахло дымом и ею самой. Лучшего запаха Данил не знал.
– Данил, помнишь, ты пел утром? Про вьюгу? Ты сам придумал ту песню?
– Нет,– светлорожденный улыбнулся.– Это хольдская песня. Старая.
– Спой ее еще раз.
– Из меня неважный певец.
– Разве здесь есть другой? – Шутка вышла неудачной.
Ниминоа прикусила губу. Другой уже никогда не споет.
– Есть,– сказал светлорожденный после паузы.– Ты.
– У нас в Хуриде не поют песен. Мама пела одну песню, мелодией похожую на твою, но я помню только кусочки…
Шелковинку золотуюВ волосы вплету.И беду, твою беду яЗаплутаю, заколдую,И с огнем в руке приду я,На берег приду…Потом что-то про море Зур, и еще помню:Бог Судьбы, седой и старый,Забери, что хочешь даром,Но отдай мне желтый парус,Тот, который жду.Мама знала много песен, но в последние годы редко пела. Она была очень красивая, моя мама.
Данил придвинулся ближе, обнял ее, подбросил в огонь несколько веток. Некоторое время оба смотрели, как оживает пламя.
– Одинокий голос вьюги,Тающий вдали.Втайне друг навстречу другуМы с тобою шли.Осторожно, неизбежноУмеряя шаг.Шли на голосПляски снежной,Рот рукой зажав.Данил пел так, как учил его когда-то певец-странник, три месяца проживший у них в доме, пришедший ниоткуда и ушедший в никуда. Пел, восполняя чувством недостаток голоса, словно бы выдыхая сердцем каждое слово.
А из тьмы, за нами следомСквозь сугробный наст —Нами вскормленные беды,Алчущие нас.Но мела поземкой вьюгаВсе сильней, сильней,Воздух скручивая туго,Взмучивая снег,Вихревым слепящим кругомСвертывалась мгла.Это друг навстречу другу,Злая северная вьюгаНас с тобой вела.Голова Ними склонилась на его плечо. Когда последние слова песни растворились в тишине, девушка уже спала. И теплое дыхание ее ласкало шею Данила. Светлорожденный откинулся немного, оперся спиной на седло. Спустя несколько минут он тоже задремал, но сон его был чуток, а слух бодрствовал. Впрочем, никто их не потревожил в эту последнюю из тихих ночей.