Мертвое озеро
Шрифт:
– - Позови Лукьяна!
– - повелительно сказала Наталья Кирилловна Зине и продолжала: -- И как можно ночью отворять ворота? и для кого?
Лукьян явился с низким поклоном. Он был лет пятидесяти, небольшого роста, с лысиной, с умильно-почтительной улыбкой и не без злости и хитрости в глазах; худощав и одет с необыкновенною чистотою. Его галстух, жилет и чулки были белы как снег. После поклона он мерным и мягким голосом сказал:
– - Всё в доме благополучно-с.
– - А что за шум был ночью?
– - спросила Наталья Кирилловна.
– -
– - не запинаясь, отвечал Лукьян.
– - Повесить ее, повесить!
– - с жаром перебила Наталья Кирилловна.
– - Исполнено-с.
На лицах приживалок изобразился испуг. Зина радостно улыбалась, поглядывая на них.
Шея у Ольги Петровны, как и лицо, побагровела, уши задергались, и она, задыхаясь, разинула рот; но Зина, следившая за ней, вкрадчиво сказала Наталье Кирилловне:
– - А перед вашим чаем гости приехали к нам.
– - Что? какие гости?
– - протяжно спросила Наталья Кирилловна.
– - И ты смеешь так лгать!
– - не вытерпев, вскрикнула Ольга Петровна, грозя Зине, которая слегка побледнела и умоляющими глазами смотрела на Лукьяна.
– - Что? кто солгал мне? кто?
– - подняв голову, грозно спросила Наталья Кирилловна.
– - Разве можно так обманывать свою благодетельницу!
– - в негодовании воскликнула Ольга Петровна.
Наталья Кирилловна с силою стукнула палкой об пол и грозно спросила Зину:
– - Что всё это значит?
Зина стояла с потупленными глазами; но вдруг она подняла их, смело окинула взором всех присутствующих и сказала:
– - Я, право, не знаю, за что Ольга Петровна такие страшные вещи говорит про меня.
– - Так, значит, я лгу? Ах, наглая девчонка!
– - в негодовании возразила Ольга Петровна.
Зина залилась горькими слезами.
– - Перестать!
– - сердито сказала Наталья Кирилловна.
И, обращаясь ко всем, она произнесла в недоумении:
– - Я ровно ничего тут не понимаю!
– - Федосья Васильевна приехала-с!
– - в один голос сказали приживалки.
– - А когда? а когда? что, небось утром?
– - обращаясь к Лукьяну, говорила Ольга Петровна.
– - Никак нет-с: ночью,-- отвечал Лукьян.
– - Видите! вот, вот она всё так лжет!
– - дрожа от радости, сказала Ольга Петровна, обращаясь к Наталье Кирилловне, которая забарабанила быстро пальцами по столу.
– - Вы что-то сегодня очень сердиты и такие глупости говорите, что, право, скучно слушать,-- встав с кресел и выпрямившись, громко сказала Наталья Кирилловна.-- Ну кто посмеет солгать мне?..
– - Да как можно! избави боже! да видано ли? да слыхано ли?
– - раздались в ответ восклицания приживалок.
Тогда Наталья Кирилловна обратилась к Лукьяну и повелительно сказала:
– - Говори, какой шум был ночью на дворе?
– - Кошку ловили-с!
– - поспешно отвечал Лукьян.
– - И ты тоже смеешь!
– - выходя из себя, говорила Ольга Петровна.
– - Если угодно, я вам убитую кошку покажу: такая рыжая,-- улыбаясь, сказал Лукьян.
Ольга
Наталья Кирилловна внимательно следила за Лукьяном и Ольгой Петровной, и когда последняя убежала, она пожала плечами и спросила:
– - Что такое с ней?
У всех вдов дрожал на губах ответ, не слишком благоприятный их общему врагу; но Наталья Кирилловна остановила приживалок вопросом:
– - Уж не овдовела ли Федосья?
– - Никак нет-с, с мужем и дочерью малолетнею прибыла. Не угодно ли дать какие-нибудь приказания насчет их?
– - Ах, как Федосья плачет,-- заметила Зина.
– - О чем?
– - Да не знаю, только всё говорит: "Я дура, что не послушалась свою благодетельницу".
– - Ага, опомнилась! верно, у того нечем их кормить стало!
– - самодовольно сказала Наталья Кирилловна, вообще полагавшая, что только она одна может устроить участь ребенка и приютить бедную вдову. Она отдала Лукьяну приказание привести Федосью с семейством в залу.
Зина тем временем подробно рассказала ей историю смерти Алексея Алексеича и, тихо опустясь на колени перед Натальей Кирилловной, умоляющим голосом сказала:
– - Мамаша, благодетельница! призрите еще сироту!
Наталья Кирилловна благосклонно сказала:
– - Может, страшилище какое, деревенщина; да притом у ней есть мать и отец: какая же она сирота!
В эту минуту воротилась в залу Ольга Петровна; бросив гневный взгляд на веселое лицо Зины, она побагровела, уши у ней зарумянились и запрыгали; она подошла к креслам Натальи Кирилловны и сказала:
– - Я уверена, что она просит вас о Федосье?
– - Да; ну так что же?
– - отвечала протяжно Наталья Кирилловна.
– - Как же она смеет просить вас о такой женщине, которая против воли вашей поступила?
– - Это хорошая черта ее характера -- просить за наказанных, это долг христианский всякого человека, Ольга Петровна.
– - Помилуйте! да она как вас расстроила тогда своим упрямством, а теперь притащила с собою этого солдата и дочь солдатскую!
– - Ольга Петровна, помните пословицу: кто старое…
– - А-а-а! Я вижу, без меня успели вас настроить против меня.
И Ольга Петровна, заплакав, вышла из залы.
– - Верно, Ольга Петровна левой ногой сегодня с постели встала!
– - весело сказала Наталья Кирилловна.
– - Да, кажись, она правой-то никогда не встает,-- заметила приживалка с мутными глазами и стала смеяться.
Дверь растворилась, и наша знакомая обывательница Овинищ, Федосья Васильевна, вошла в залу с подносом в руках, на котором лежал большой хлеб, соль, а кругом уложены были яйцы. Иван Софроныч шел сзади своей супруги, держа в одной руке несколько связок сушеных грибов, а другой ведя за руку Настю, одетую в русский сарафан, что очень шло к ней; она держала в руках туго набитый мешочек с сушеной малиной.