Мертвое сердце. Книга первая
Шрифт:
– Доброе утро, Валентина Сергеевна! – сказал, улыбаясь старушке, дядь Миша, – как Ваше здоровье?
Женщина скривилась ещё больше и покачала головой. На вид ей было лет семьдесят, но морально она готова была орать ещё лет двести. А ещё жаловаться на боль в спине и раздавать тяжелой рукой подзатыльники всем, кто ей не угодил. Я была не исключением, так что не понаслышке знала, что ускорения они придают даже сильнее пинка.
– Опять?! – заорала на весь этаж тучная женщина, её глаза сверлили меня, как рыбак сверлит лёд для лунки.
Сторож шарахнулся
Но к моему счастью и разочарованию вахтерши с лестницы послышался перестук каблуков, и показалась печальная улыбка Раисы Алексеевны – главной воспитательницы нашего детского дома. Пара летящих шагов и самая лучшая в мире женщина спускается и подходит к нам. Меня ласково, но непреклонно хватают за руку и немного ее сжимают.
– Михаил Семёнович! Может чаю? – мягкий голос успокаивает присутствующих и ласкает слух.
Захотелось обнять ее и расцеловать. Она всегда спасала меня. Словно чувствовала, когда мне нужна помощь.
Как только я попала сюда, Рая была самой обычной няней в ясельной группе. По счастливой случайности это была моя группа. До пяти лет я называла ее мамой, но после мне стало немного некомфортно от такого общения. Однако, стоило мне разволноваться или разозлиться, я все равно выкрикивала не имя. Она словно взрослела вместе с нами. Вскоре Раиса получила образование и стала следить за поведением детей в Доме. Два года назад она стала главной по воспитательной работе.
Лучше человека я не знала. Ее любили все, включая меня.
– Не откажусь, – заигрывающим тоном произнес участковый, чуть ли не падая к ее ногам.
На душе стало спокойнее, потому как, если мама пришла одна, значит директора нет. Скорее всего он укатил к своей любовнице в город, и до обеда его можно не опасаться.
Мы прошли по коридору и свернули в пустую столовую. Хорошо что все встают в восемь и приходят сюда к девяти, иначе я бы не осилила сотню глаз на собственной провинившейся персоне.
Из кухни доносилась приглушенная ругань и шкворчание, Рая проводила нас к преподавательским столам и умчала, цокая каблуками, за неприметную дверь. Через минуту на столе стояла порция завтрака для меня, чай и печенье для взрослых и протокол задержания, что достал дядь Миша.
Первым делом женщина взяла и прочитала документ. Тяжело вздохнув, взглянула на меня и неожиданно произнесла:
– Вторая драка за месяц! Тебе секции борьбы не хватает?!
Я хмыкнула. Мне ее даже слишком – там меня только и бьют. Хорошо хоть синяки быстро сходят, иначе бы вся синяя ходила.
А насчёт первой, так это считай и не драка была. Так, с Барсиком дурачились, а он упал с лестницы и указательный палец на руке сломал.
Не стала отвечать, это у нее риторические вопросы посыпались.
– Когда ты уже повзрослеешь?
Красивый у нее голос, мелодичный. Пока не повторишь в голове фразу два раза, не поймёшь, что она ругается.
Видимо никогда не повзрослею. Да и толку в этом я не видела. Оставаясь ребёнком, можно творить глупости, не переживать о проблемах и наслаждаться жизнью. Взрослым этого не дано.
– Прости… мам, – опустила глаза в пол я.
Стыдно, конечно, но лишь за то, что опять попалась. Шестнадцать лет, а так и не научилась не влипать в неприятности. По документам мне, кстати, было пятнадцать. Не знаю кто ошибся, но в свидетельстве о рождении написали совсем другую дату – перенесли на полтора года. Так что в Доме мне придётся остаться чуть на дольше.
Хотя, если честно, с моим рождением вообще было что-то не так. Только спустя шесть месяцев после рождения бабушка отдала меня сюда. Информации обо мне не было нигде, я знала лишь имя матери и бабушку, что раз в год в настоящий день рождения приезжает, привозит подарок и снова укатывает в закат на своей премиальной машине.
Почему она не забрала меня, я понимала – любимая внучка Вероника и ее отец жили в особняке, где я была лишь пару раз в гостях. Они считали меня ниже себя и делали вид, будто я не существую. Обидно, не справедливо, но это моя жизнь, и она была такой всегда.
Рая вновь тяжело вздохнула и отпила из граненого стакана с красной полустёршейся печатью "Д.Д. Надежда". Вся посуда была так украшена. Выглядело это настолько убого, что само по себе хотелось добавить слоган "мечты сбываются".
– Посуду моешь две недели. Всю. И три месяца за забор ни ногой! – озвучила наказание она.
Я обреченно кивнула, просчитывая, когда Барсик должен был провести нас с Кариной на концерт нашей любимой группы. Через три недели. Не попадаю. Жаль, конечно, но я переживу. Если меня опять не утащат в окно.
Но это было в миллион раз лучше детской колонии, которой угрожал директор, думая, что я поведусь. Меня максимум на пятнадцать суток посадят. Я же не убиваю или граблю. Ни разу даже жвачку в магазине не украла. Просто попадаю в нелепые ситуации.
Я отправила в рот очередную ложку овсянки и, скривившись, проглотила. Да даже я готовлю лучше! Это мне ещё повезло, вязкая каша, приготовленная на воде, была горячей. А если бы пришла на час позже, пришлось бы есть ледяную. Вроде и денег у Дома много – единственное заведение на весь район, много кто жертвует, да и от государства финансирование идет, а ремонта не было считай с основания, с питанием проблемы, да и со всем остальным.
Из грустных мыслей меня вырвал довольный вскрик и топот, усиленный старым деревянным полом.
– Алиска! – орал Барсик, подлетая к нашему столику, словно дикий хряк во время гона, – Ты где была?
Я подавилась чаем и взглянула на этого наглеца, что стоял и с улыбкой переводил взгляд с меня на участкового. Он видел, как меня сажают в полицейскую машину! Даже ручкой помахал на прощание. Знал, что ничего мне не будет, поэтому и не помог. Да и как бы он это сделал…
Доела кашу и взглянула на воспитательницу. Та кивнула, разрешая идти, и вновь улыбнулась Михаилу Семеновичу. Сейчас будут обсуждать мое жуткое поведение.