Мертвое время
Шрифт:
— Вы дозвонились до Лестера Сторка. Я или занят, или умер. На всякий случай оставьте сообщение.
Втроем они обошли дом, заглядывая поочередно во все окна. Увидели крохотную пустую кухоньку, толкнули боковую дверь — заперто. С дальней стороны, там, где гараж, окон не было. Вернувшись к передней двери, они остановились у крыльца.
Робертс осмотрел замок.
— Миссис Морган, у вас есть запасной ключ?
— Да, но я не помню, куда его положила.
— Вы не против, если мы войдем?
Она покачала головой:
— Давайте.
Робертс
— Похоже, ее укрепили.
Он подошел к окну, натянул перчатки и, взяв в руку полицейскую дубинку, резко ударил по стеклу. Оно треснуло. Самый большой кусок упал в гостиную. Робертс просунул руку и попытался найти защелку. Но и та не поддавалась.
— Черт! — выругался он и, повернувшись к миссис Морган, добавил: — Извините, сорвалось.
Хозяйка усмехнулась.
— Оконный замок, — констатировал Робертс. — Ваш жилец не собирался облегчать жизнь незваным гостям.
— Думаю, это все сделал он сам, — заметила миссис Морган.
Робертс выбил дубинкой остатки стекла и забрался в комнату, где пахло так, словно там выкурили миллион сигарет и ни разу не открывали окно. На уныло голых стенах лишь две невзрачные репродукции с лошадьми. На потертом ковре скудная мебель.
— Мистер Сторк! Полиция! Мистер Сторк! — Робертс постоял секунду-другую, прошел в коридор и… остановился.
Дэйв Робертс не видел старого знакомца много лет, но узнал его сразу. Лестер Сторк, высохший, сморщенный человечек — в другой, лучшей жизни он мог бы стать жокеем, — был в поношенном, «в елочку» пиджаке, мятой кремовой рубашке, серых брюках и дешевых черных туфлях. Наверное, он поднимался по лестнице, но упал и лежал теперь, распростершись, на нижних ступеньках с широко открытыми невидящими глазами и сползшим набок каштановым париком.
Констебль опустился на колени, стянул одну перчатку и коснулся щеки. Холодная как лед. Тем не менее, хотя и понимая, что старик мертв уже несколько часов, он поискал пульс, осмотрел внимательно лицо, изучил положение тела, но никаких признаков насильственной смерти не обнаружил. Но почему Лестер Сторк запер за собой дверь, оставив машину с работающим двигателем?
— Может быть, дверь захлопнулась от ветра? Но кто, вернувшись около полуночи и войдя в дом, оставляет фургон с включенным мотором?
— Только тот, кто намерен вернуться, — ответила коллеге Сьюзи, глядя на распростертое тело.
— И куда же мог собираться семидесятипятилетний старик в полночь в воскресенье на разбитом фургоне?
— Уж конечно, не в клуб.
— И, скорее всего, не в церковь. — Робертс вызвал сержанта, потом попросил соединить со службой коронера.
Пока он звонил, Сьюзи прошла в заднюю комнату, размером чуть больше кладовой, включила свет и сразу поняла, почему на окнах завешены шторы.
На полу лежала целая горка антикварных вещей: бронзовые статуэтки, китайские
58
— Я делаю иногда страшные вещи.
— Продолжайте.
Долгое молчание. Выждав несколько минут, мюнхенский психоаналитик доктор Эберштарк спросил:
— Какие страшные вещи, Сэнди?
Она лежала на кушетке отвернувшись, избегая зрительного контакта.
— Поместила объявление в их местной газете, в разделе «Смерти», что их ребенок умер.
— Ребенок Роя Грейса?
— Его и той стервы, его подружки.
— Но вы же больше не с ним. Вы сами решили уйти от него, так?
— Я не думала, что он променяет меня на какую-то паршивку.
Лицо доктора Эберштарка не выражало ровным счетом ничего. Прошло еще несколько минут.
— А чего вы ожидали после девяти лет? Что он останется один до конца жизни?
И снова молчание.
— Я сделала еще кое-что ужасное.
— Что вы сделали?
— Поцарапала машину этой дряни. Как ее там? Клио? Поцарапала отверткой капот. Написала: «ПОЛИЦЕЙСКАЯ ШЛЮХА. ТВОЙ РЕБЕНОК СЛЕДУЮЩИЙ».
— Через девять лет после того, как ушли от него?
— Вообще-то почти через десять.
— Чего вы хотели достичь этим?
— Иногда я чувствую себя тем скорпионом из басни.
— Какой басни?
— Той, в которой скорпион просит черепаху перевезти его через речку на другой берег. Черепаха отвечает: «Не могу. Ты ведь меня ужалишь». Скорпион говорит: «Послушай, я же не дурак. Если я тебя ужалю, пока мы будем переправляться, мы оба умрем — ты от моего яда, а я утону». — «Ладно, — соглашается черепаха. — Так и быть». И вот они доплыли до середины реки, и скорпион жалит черепаху. Та, умирая, все же оборачивается, смотрит на скорпиона и говорит: «Зачем ты это сделал? Теперь мы оба утонем». — «Знаю, — отвечает скорпион. — Мне очень жаль, но я ничего не могу с собой поделать. Такова моя натура».
— Значит, вы считаете себя скорпионом?
Она не ответила.
— Вам нравится так думать, чтобы оправдать свою злость?
— Знаю, это нерационально. Мне бы нужно радоваться тому, что он счастлив, но я не могу.
— Хотите его вернуть? Он представляет собой прошлое, то, что вы хотите, но не можете вернуть? Этого никто не может.
— Может, я псих и меня нужно посадить под замок?
— Тот факт, что вы сознаете это, говорит о том, что вы не больны. В вас копится злость, ее нужно куда-то вывести, и вы направляете ее на него и на женщину, которая, как вам представляется, мешает ему вернуться к вам.