Мертвые не разговаривают

Субботин Максим Владимирович

Андрей сначала подумал, а теперь клял себя за глупость и настырность, из-за которых так и не решился развернуться.

Переулок тянулся нескончаемым коридором. Андрей уже не раз прокрутил в памяти примерное расположение улиц и домов Водино, но так и не вспомнил подобного в реальном городе. Какие-то древние бараки, с кирпичными трубами на крышах и узкими, точно бойницы, проемами. Из обшарпанных окон, с практически полностью выбитыми стеклами, смотрела неподвижная темнота.

Скрежещущий голос раздался сразу с двух сторон и звучал

из внутренностей домов:

— Милости просим, в гости зайди. Первое блюдо – живые мозги.

Желание внимательнее всматриваться в темноту оконных провалов исчезло напрочь.

Женский крик сбился с пронзительного вопля, опал. Несчастная закашлялась, что-то невнятно пробормотала, а потом всхлипнула, забулькала. Странно, но звуки, которые издавала терзаемая незнакомка, не тонули в шуме бури, хотя та тише не стала.

Переулок оборвался резко. Андрей выскочил на небольшое свободное пространство, за которым угадывались очертания каких-то нагромождений. Подойдя ближе, он увидел ржавые остовы автомобилей, остатки каких-то конструкций, сваленных в полном беспорядке. Куски этих же конструкций торчали из земли. Свалка металлолома – дикая, никем не обрабатываемая.

Булькающие звуки доносились именно отсюда.

В мельтешении пыли и песка показался стол. На нем, под белоснежной простыней, угадывались очертания человеческого тела. Рядом, на растрескавшейся деревянной колоде, лежат топор, ножовка и большие ножницы по металлу – такими впору перекусывать и металлические пруты. Поверхность инструментов покрыта коричневыми пятнами. Не ржавчина – кровь.

Особенно инородно смотрелся здесь большой аквариум, стоящий на земле возле колоды и наполовину заполненный зеленой водой. В воде кто-то плескался. То ли пытаясь выбраться на волю, то ли пытаясь кого-то догнать.

Андрей сглотнул, замер.

Вот, он нашел ту, которая кричала и молила о пощаде. И что теперь?

Женщина дрожала и продолжала постанывать. Даже скорее – поскуливать.

Андрей шагнул к ней – и тут краем глаза заметил еле различимое темное мерцание в мареве бури. Недалеко, шагах в десяти. Мерцание висело над землей и выделялось подобно гнойному нарыву на чистой коже.

Выход?

Он было дернулся к мерцанию, но остановился. Еще успеет. Не зря же притащился на эту ржавую помойку.

Андрей чувствовал собственную одеревенелость. Ступал на прямых ногах. Руки подрагивали от напряжения. По спине пробегали волны мурашек. Не страх – волнение.

На простыне, скрывающей тело, начали проявляться кровавые пятна. Они расцветали небольшими разводами, а потом быстро расползались, становясь яркими и насыщенными. Песчинки, витающие в воздухе, будто не решались садиться на эти пятна, скользили мимо, не задерживаясь.

Он вслушивался в шелестящий вокруг шум. Пытался вычленить из него малейшие чужеродные звуки.

Рука застыла над простынью.

Сколько крови!

Где-то вдалеке послышался скрежет металла. Андрей

вздрогнул. Его этот звук резанул по ушам.

Порыв сильного ветра бросил в лицо пригоршню песка. Андрей зашипел, зажмурился. Под веками нещадно елозили наждачной бумагой. Пришлось немного обождать, прежде чем он снова смог более–менее держать глаза открытыми. По щекам катились слезы. В уголках глаз собралось каменное крошево.

Не давая себе времени на дальнейшие раздумья, Андрей резко сдернул с тела женщины покрывало. От увиденного пальцы разжались сами собой. Пропитанная кровью ткань выскользнула из руки. Подхваченная ветром, поползла прочь.

Женщина все еще оставалась жива. Неведомо как, но жива. Больше того – даже не потеряла сознания. Обнаженная, она лежала распластанная на металлической столешнице, привязанная к ней колючей проволокой. Испещренная острыми иглами нить плотно пролегала по груди несчастной и по животу. Но даже это оказалось не самым страшным. Женщину четвертовали или расчленили. Ее руки и ноги – точно ломти чудовищной колбасы. Аккуратно порезаны и сложены в строгом порядке. И при всем при этом – почти нет крови. Кожа несчастной белая, почти той же белизны, что и недавнее покрывало, пока то не стало пропитываться алыми пятнами. Лицо красивое. Красивое даже сейчас, искаженное невыносимой мукой.

Она ничего не говорила. Даже перестала стонать. В ясных глазах застыла мольба. На чуть раскрытых губах пузырится кровь, так нелепо смотрящаяся на идеальном лице, будто высеченном из мрамора.

— Кто это сделал? — промямлил Андрей, понимая всю абсурдность вопроса.

Она не ответила, только в глазах промелькнуло нечто вроде… усмешки?

Андрей уронил кусок арматуры, схватил с деревянной колоды ножницы по металлу, перекусил ими проволоку, стягивающую несчастную. Та задержала дыхание, всхлипнула.

— Не… – шевельнулись окровавленные губы.

— Что? — Андрей наклонился к ней.

— Не надо… – выдохнула она.

— Я помогу. Здесь есть выход…

Как он поможет? Чем? Как она вообще может говорить и соображать?

Вопросы чугунными молотами звучали в голове, но Андрей их игнорировал. Он осторожно развел края колючей проволоки в стороны. Под иглами проступили глубокие раны, соединенные вместе темно–красным змеящимся следом от тонкой металлической нити.

— Не надо… – снова прошептала она.

— Я не оставлю тебя здесь, — Андрей сбросил пиджак.

— Убей…

Он замер.

— Убей меня…

Андрей даже не был уверен, что слышит слова, а не читает выражение ее глаз.

— Пожалуйста…

Он отступил на шаг, выронил ножницы, подобрал кусок арматуры.

Она права. Конечно, права. Он не сможет вытащить ее. Больше того – возможно, она мертва уже давно, либо вовсе плод его воображения. И все же рука продолжала сжимать металлический прут, но не поднималась.

— Ты не знаешь, как это… не мучь меня… пожалуйста…