Мертвые сыновья
Шрифт:
Несколько женщин подошли к воде. Прикрывая друг друга пальто и одеялами, они оправлялись. Видимо, им было очень стыдно и неловко. Мужчины не церемонились: они едва отходили в сторону. Прямо у края воды Даниэль увидел кровавую смрадную полоску, волны то уносили ее в море, то опять возвращали на берег. Парень поймал его взгляд, засмеялся:
— Ничего! Скоро привыкнешь. Знаешь, здесь все красное, все окрашено. И помидоры в банках, и фасоль, и понос — все одного цвета. Понос у всех. — Он обернулся и показал пальцем на чуть торчавшие из песка опреснители. Из-за них, утверждал парень, в лагере свирепствует
Даниэль заметил в глазах парня улыбку — с такой улыбкой настрадавшиеся люди обычно встречают новое несчастье. Он поднялся и отошел к морю. Нет, море не спасет его. Оно разверзлось перед ним бездонной неумолимой пропастью. («Здесь море опасное и коварное. Не потому ли люди не видят в нем путей к свободе?») Патинито рассказывал о море, как о хорошей проезжей дороге. И Грасьяно — сын кузнеца, там, в горах, тоже так думал. «Страшное здесь море. Куда опасней колючей проволоки». Даниэль медленно, с трудом вытаскивая ноги, шагал по берегу. Он быстро утомился. А жалкие палатки росли с ужасающей быстротой. В лачугах, непрочном укрытии из кольев и одеял, ютились семьи, а иногда и просто знакомые — безмолвное глухое страдание сплотило их крепче, чем родство. Никто не жаловался вслух. Только глаза, лица да мрачный бегающий взгляд выдавали страдания. О страданиях говорили и привязанные к палке носки, шапки, платки, точно нелепые флаги. (И та странная лачуга из шкуры осла с устремленными к серому небу ушами. В ней разместилась многодетная семья.)
Заморосил дождь. Двое мужчин, невысокие, смуглые (они прибыли в лагерь вместе с Даниэлем), осторожно приблизились к морю и замерли. Лица — нахмуренные, а в глазах мрачное восхищение. «Никогда не видели моря», — подумал он. Это были два брата-мурсийца. «Интересно, что они думают об этом сером море, открытом и закрытом для них». В конце лагеря на песке показались грубые деревянные домишки.
Вода кипела. Даниэль медленно поднялся и подошел к очагу. Осторожно всыпал в кастрюльку кофе; его запах сразу же заполнил всю комнату. Потом перелил кофе в чашку и, прихватив ружье, вышел из сторожки. Даниэль прислонил ружье к косяку и уселся на приступке. Глядя на ущелье, стал неторопливо потягивать кофе. Туман еще больше сгустился, и теперь уже в трех шагах ничего не было видно. Даниэль всматривался в серую мглу, будто надеялся увидеть кого-то в этой зыбкой, бесформенной массе.
— Туман на твоей стороне, — произнес он. Но тут же спохватился, понял, что говорит вслух. «Во всяком случае, я-то знаю, с кем разговариваю». От кофе приятно горчило во рту, еще липком после попойки.
— Туман на твоей стороне, а может, и нет, — сказал Даниэль почему-то тише и заглянул в чашку. Черная дымящаяся жидкость дрожала. Защемило в груди. В последнее время у него часто пошаливало сердце.
— Скверно, — продолжал он, — никуда не годится. Надо иметь голову на плечах и рассчитывать только на те карты, что уже у тебя в руках. А может, мир принадлежит сумасшедшим? Возможно, так и было раньше. Сейчас — нет. Завтра — тоже нет.
Даниэль почувствовал, как быстро-быстро забилась жилка на висках. Он стиснул зубы. К горлу подступала страшная тошнота. Он быстро встал и направился к ближайшему дереву. Прислонился лбом к стволу, и его вырвало. «Вот
— Даниэль! — услышал он у себя за спиной.
Собственное имя пулей обожгло затылок. Волной нахлынуло раздражение. «А ты уже тут как тут».
— Добрый день, Даниэль! — повторил голос.
Даниэль резко обернулся и пристально посмотрел на пришельца. Тот стоял перед ним в черном, блестящем от капелек тумана плаще. Даниэль повернул обратно, открыл дверь. Молча ждал, чтобы гость прошел вперед. Густой туман медленно вползал в окно. Дрова еще не прогорели.
Диего Эррера сел у стола. Он не поднимал глаз от пола. Даниэль молча поставил на стол две чашки, пододвинул большую бутыль сусла.
— Нет, спасибо, — проговорил Диего. — Мне что-то не хочется.
— Пейте, пейте, — настаивал Даниэль, наливая гостю. Струя тонко звенела о дно чашки. Потом он тоже сел, достал сигареты, спросил:
— У вас есть огонь?
Диего Эррера рассеянно поднес зажигалку. Сверкнуло крошечное голубоватое пламя, и Даниэль сделал две глубокие затяжки. Потом молча стал следить за тонкими кольцами дыма, которые прозрачным туманом потянулись к окну.
Диего все еще молчал. Даниэль искоса взглянул на него. Лицо бледное, почти зеленое. За стеклами очков — дырки глаз. Мягкие седые волосы упали на лоб, и лицо сделалось таким мальчишеским, что Даниэль с трудом сдержал улыбку. «Вот и результаты, — злорадствовал он. — Вот результаты твоей превосходнейшей системы, дорогой тюремщик».
— Итак… — начал Даниэль. Он не мог сдержать странной радости. — У вас новости! Недавно здесь был капрал, он рассказал мне… Когда его хватились?
Диего продолжал смотреть на пол.
— Вчера вечером.
Даниэлю не хотелось пить. Его тошнило от одной только мысли о сусле. И все-таки он поднес чашку ко рту, вдохнул кислый, терпкий запах, отпил глоток. Потом, запрокинув голову, залпом выпил все до дна. «Будь что будет. Хоть стошнит прямо здесь, на стол», — подумал он.
И снова собачий лай разорвал воздух.
— Его ищут с собаками? — спросил Даниэль. В голосе звучало странное удовольствие. Ему было приятно слышать свой голос, ему было приятно видеть Диего здесь, вот таким — побежденным. «Я доволен, да, доволен и не скрываю». Словно кто-то, он и сам не знал кто, одержал победу. «Только не я, — мелькнуло у него в голове. — Это не моя победа».
— Да, с собаками. Их одолжил Лукас Энрикес, — наконец сказал Эррера. И тут же поспешно добавил: — У нас нет таких собак. Никогда не было.
— Разумеется! Да и зачем они вам, — подхватил Даниэль. — У вас ведь и необходимости такой не было. Правда, ведь? — Он наслаждался своим голосом, словами. Сусло поднималось к горлу отвратительной отрыжкой. Даниэль стиснул зубы.
— Их вам одолжил Лукас Энрикес, — продолжал он. — Это естественно. Почему бы ему и не одолжить? У него всегда водились хорошие собаки. Они умеют быстро находить след, вгрызаться в глотку. Имея их, можно жить спокойно на этой земле голодных и воров. Я тоже подумывал купить собаку. Конечно, собака не заменит друга, но никогда не помешает…